Интернет-энциклопедия по электрике

П ургин Валентин Петрович - заместитель заведующего военным отделом редакции газеты «Комсомольская правда», младший комвзвода.

Единственный за всю историю СССР человек, сумевший обманным путём добиться официального присвоения звания Героя Советского Союза. Первый из Героев Советского Союза лишённый звания.

Настоящее имя - Голубенко Валентин Петрович. Вор-рецидивист, мошенник.

Родился в 1914 году в рабочей семье на Урале. Русский. Нигде не учился. В 1933 году был в первый раз осуждён к лишению свободы. В 1937 году за воровство, подлог и мошенничество был осуждён повторно, но смог совершить побег из лагеря. Похитив чужой паспорт - стал Пургиным Валентином Петровичем.

В 1938 году поступил в Военно-транспортную академию в Свердловске (ныне Екатеринбург). Стал работать корреспондентом местной железнодорожной газеты «Путёвка».

Позже переехал в Москву. По поддельным документам устроился на работу в газету «Гудок». Затем стал сотрудником газеты «Комсомольская правда». Приказом по редакции «Комсомольской правды» от 17 марта 1939 года был назначен помощником заведующего военным отделом. К этому времени незаконным путём стал обладателем ордена Красного Знамени. Создал себе имидж сотрудника спецслужб.

В июле 1939 года по поддельному письму из Наркомата обороны был направлен в командировку на Дальний Восток, где ему предстояло наряду со сбором материала для газеты выполнить особое задание. На самом деле убыл в неизвестном направлении. Сам же рассказывал, что ему пришлось воевать на реке Халхин-Гол. А осенью 1939 года в редакцию газеты пришло письмо из военного госпиталя, расположенного недалеко от Иркутска, в котором говорилось, что В.П. Пургин геройски воевал с японскими милитаристами, был ранен, а сейчас находится на лечении и позже будет переправлен в Москву.

В ноябре 1939 года был направлен военным корреспондентом в области Западной Белоруссии, занятые Красной Армией. В это же время на его груди появился орден Ленина, которым он был якобы награждён за подвиги в боях с японцами.

Находясь в частях, дислоцированных в районе Гродно, мошенник похитил бланки отдельной 39-й дивизии особого назначения. Один из них был им использован для написания письма в редакцию, в котором описывались его вымышленные подвиги. Одновременно был изготовлен дубликат печати 39-й дивизии особого назначения.

Обязанности корреспондента не исполнял. Только 5 декабря 1939 года в газете был помещён его небольшой очерк. В нём говорилось о подвиге, который совершил водитель тягача артиллерийского орудия. Он якобы сумел без оружия не только уничтожить много вражеских солдат, но и успешно выйти в расположение советских частей. Часть этого вымышленного рассказа легла в основу тех подвигов, за которые В.П. Пургин впоследствии был удостоен звания Героя Советского Союза.

Стремясь ещё более утвердиться в глазах окружающих, В.П.Пургин решил наградить себя ещё одним орденом Ленина. Оформил наградные документы на бланках 39-й дивизии особого назначения. В том же декабре 1939 года через соответствующий отдел «Комсомольской правды» направил в редакцию газеты «Правда» запрос на получение типографского клише с выпиской из Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении. В полученном клише имелось изображение печати Верховного Совета, которое он скопировал, чтобы изготовить фальшивую орденскую книжку. В этой орденской книжке было записано, что В.П. Пургин награждён уже двумя орденами Ленина.

Для усиления своего положения решил вступить в партию. Изготовил для решения этого вопроса две поддельные рекомендации от старых большевиков.

В конце 1939 года партийное собрание редакции «Комсомольской правды» единогласно приняло решение рекомендовать В.П. Пургина кандидатом в члены ВКП(б).

В январе 1940 года в редакции оказалось новое письмо, напечатанное на бланке отдельной 39-й дивизии особого назначения. В нём говорилось, что В.П. Пургина необходимо направить в Ленинград (ныне Санкт-Петербург) со спецзаданием, а в случае его невозврата через три месяца, считать его зачисленным слушателем Транспортной академии. Предположительно, В.П. Пургин подготавливал себе возможность исчезновения из состава сотрудников «Комсомольской правды».

Начальник отдела кадров редакции Баранов усомнился в законности таких условий командировки. Но на том, чтобы не посылать запрос командованию 39-й дивизии особого назначения настоял член редколлегии газеты Финогенов. В итоге командировка была оформлена на срок с 24 января по 25 апреля 1940 года.

С 24 января 1940 года В.П. Пургин якобы находился в рядах действующей армии на финском фронте. Но на самом деле никуда не уехал. Находился в Москве и жил на квартире у своего приятеля по «Комсомольской правде» Могилевского. Вместе с ним и ещё одним своим приятелем из редакции Аграновским авантюрист и мошенник тратил командировочные в увеселительных заведениях.

По итогам войны с Финляндией В.П. Пургин решил присвоить себе звание Героя Советского Союза.

В марте 1940 года в Народный комиссариат ВМФ поступил наградной лист на бланке 39-й дивизии особого назначения, заверенный печатью и подписями командования воинской части. За героизм и отвагу, проявленные в боях с белофиннами, командование части представляло младшего комвзвода Пургина Валентина Петровича, являвшегося одновременно и заместителем заведующего военным отделом «Комсомольской правды», к званию Героя Советского Союза.

Работники наградного отдела Народного комиссариата ВМФ, просмотрев документы В.П. Пургина, уже неоднократно награждённого орденами СССР, занимавшего должность в центральном печатном органе ЦК ВЛКСМ, решили, что перепроверять, как было предписано, подобное представление нет необходимости. В Президиум Верховного Совета СССР в числе многих других представлений ушло и представление на В.П. Пургина.

У казом Президиума Верховного Совета СССР от 21 апреля 1940 года младшему командиру Пургину Валентину Петровичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Указ был опубликован в «Комсомольской правде» 22 апреля 1940 года. 22 мая 1940 года в «Комсомольской правде» появляется большая статья о В.П. Пургине, написанная его приятелем Аграновским. В очерке перечислялись подвиги и заслуги, которых хватило бы на несколько человек.

При оформлении наградных документов было выявлено, что номера ранее полученных В.П. Пургиным наград числятся за другими людьми. Так же с его стороны было опрометчиво публиковать свою фотографию в газете, так как он находился в розыске, как сбежавший из мест лишения свободы. Это вызвало подозрение и соответствующую реакцию компетентных органов. Уже 23 мая 1940 года аферист был арестован в помещении бюро пропусков Кремля в момент получения пропуска для входа в помещение Верховного Совета СССР. Во время ареста у В.П. Пургина был изъят орден Ленина (№ 4749). В ходе обыска на даче его приятеля также был изъят второй орден Ленина (№ 3990) и орден Красного Знамени (№ 8975).

В августе 1940 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила В.П. Пургина к расстрелу, лишив звания Героя Советского Союза и других незаконно полученных им наград.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 июля 1940 года по представлению суда был отменён Указ Президиума Верховного Совета СССР от 21 апреля 1940 в части присвоения звания Героя Советского Союза В.П. Пургину.

Несмотря на поданное прошение о помиловании 5 ноября 1940 года приговор был приведён в исполнение.

Не осталась без внимания властей и причастность к афере редакции «Комсомольской правды». Военная коллегия Верховного суда направила в ЦК ВЛКСМ частное определение, в котором указала на недопустимую халатность работников газеты. Многие сотрудники получили выговоры и понижение по службе. Приятели афериста Могилевский и Аграновский были осуждены к лишению свободы.

Также были наказаны за потерю бдительности и недостаточную проверку наградных документов работники Народного комиссариата ВМФ.

При подготовке биографии использовался материал, подготовленный авторами документального фильма "Героями не рождаются. История Золотой Звезды", свободной энциклопедии "Википедия" (http://ru.wikipedia.org), А. Симоновым.
http://www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=14962

Виктор Исаев, доктор исторических наук


Младший брат Остапа Бендера

Работая в архиве бывшего ЦК ВЛКСМ, я наткнулся на документы, в которых приводились, казалось бы, невероятные для 1930-х годов факты. Некий изобретательный молодой человек, с двумя судимостями бежав из мест заключения, с поддельными документами и под фальшивой фамилией ухитрился стать корреспондентом «Комсомольской правды». Более того, придумав себе потрясающие подвиги и подделав наградные документы, он вначале «наградил» сам себя высшими советскими орденами, а затем вполне официально ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Этот зарвавшийся авантюрист вполне мог бы послужить прототипом и Хлестакову, и Остапу Бендеру, не будь их образы созданы ранее. Мне неизвестно, читал ли фальшивый герой бессмертные произведения Гоголя или Ильфа и Петрова. Одно бесспорно: в фантастических зигзагах его судьбы ярко отразились те черты российской действительности, которые были гениально показаны классиками. При этом наряду с классическими российскими бедами талантливый проходимец ловко использовал созданную сталинским тоталитарным режимом ситуацию и атмосферу.
Конец 1930-х - начало 1940-х годов - время относительной, хотя и недолгой стабилизации жизни в советской России. Казалось бы, о какой стабилизации можно было говорить? Военные конфликты с Японией, начало Второй мировой войны, походы Красной армии в Польшу и Румынию за своей долей по секретному протоколу к пакту Риббентропа - Молотова, затем война с финнами - этих событий достаточно для характеристики данного периода как чрезвычайного.
Но все это казалось запуганному террором 1936-1938 годов советскому народу почти нормальной жизнью. По крайней мере, все становилось более-менее понятным: теперь бьют уже не своих, которые еще вчера были «любимыми руководителями» или коллегами по работе, а настоящих врагов - японских милитаристов, «польских панов», белофиннов.
Надвигавшаяся военная угроза заставляла людей ощутить себя по одну сторону фронта со своим, пусть и неласковым, государством, помогала сплотить всех граждан СССР в единое войско. Пожалуй, в этих условиях у людей действительно могло формироваться то чувство, которое пропаганда обозначала как морально-политическое единство партии и народа.
В такой атмосфере даже синие фуражки чекистов теперь могли казаться почти родными. К тому же пропаганда, литература и кино усиленно внедряли в народное сознание положительный образ органов.
«Особисты» выступали в роли хранителей советских границ и мирной жизни, всегда готовых бдительным оком выхватить из многолюдной московской или минской толпы вражеского диверсанта. Старательно формировался также героический образ советского разведчика, боровшегося за свободу трудящегося народа в рядах добровольцев в Испании или коммунистов-подпольщиков в логове империалистов. Короче говоря, принадлежность человека к «органам» должна была пробуждать у советских людей не боязнь, а доверие к нему, положительные чувства и эмоции. Это и постарался с выгодой для себя использовать фальшивый Герой Советского Союза.
Недавняя истерия всеобщей подозрительности, постоянной проверки анкетных данных каждого гражданина СССР и классового происхождения всех родственников порядком всем надоела. Теперь хотелось надеяться, что всех врагов уже повыявили и отправили в места не столь отдаленные, а кого и еще подальше - в штаб генерала Духонина, как продолжали говорить после Гражданской войны. Хотелось верить, что вокруг остались только свои, по крайней мере, что уж точно свои те, у кого в кармане партийный билет.
Видимо, подобными настроениями как раз и можно объяснить событие, случившееся в марте 1939 года, после которого эта авантюрная история из мелкого мошенничества стала перерастать в грандиозный фарс. Без тщательной, обычной для тех времен проверки анкетных данных и личных документов в число сотрудников редакции «Комсомольской правды» был принят молодой человек, представившийся как Владимир Пургин.
На заседании редколлегии биография будущего сотрудника не вызвала у членов редколлегии никаких подозрений. Происхождение правильное, родился в рабочей семье на Урале, комсомолец, бывший студент Военно-транспортной академии в Свердловске. В декабре 1938 года приехал в Москву, работал корреспондентом заслуженной пролетарской газеты «Гудок».
Товарищ Полетаев, исполнявший на тот момент обязанности редактора «Комсомолки», уже успел лично познакомиться с кандидатом. Сколько выпили и где, об этом Полетаев редколлегии, конечно, не докладывал, но заявил, что Пургин - парень что надо. На робкое напоминание начальника отдела кадров Баранова, что хорошо бы все-таки проверить кандидата по всей форме, Полетаев бодро возразил: «Да что там проверять, я его знаю, вот тут еще есть рекомендательное письмо от начальника Военно-транспортной академии, где про него все написано». В общем, приняли, поздравили нового коллегу и разошлись по рабочим местам.
На самом деле бойкий молодой человек жил под чужой фамилией, не закончил даже средней школы. Вор-рецидивист, аферист и мошенник Валентин Петрович Голубенко, родившийся в 1914 году, первый раз был осужден к лишению свободы в 1933-м. Прослушав первые «университетские» курсы у заслуженных «профессоров» криминального мира, Голубенко, выйдя на свободу, принялся активно соединять теорию с практикой. В этом он преуспел настолько, что в 1937 году за воровство, подлог и мошенничество вновь оказался за решеткой.
В тот год НКВД был занят в основном поимкой и посадкой врагов народа. Лагеря были переполнены, надежную охрану все возрастающего количества зеков не успевали обеспечить. Видимо, это и помогло уголовнику Голубенко в том же 1937 году бежать из дмитровских лагерей.
Приобретенные в криминальном мире навыки, благодаря которым в его кармане появился фальшивый паспорт на имя Владимира Петровича Пургина, изготовленный из настоящего документа, похищенного в поезде у случайного попутчика, помогли нашему герою легализоваться. Правда, по новому паспорту он стал моложе лет на пять, но тем больше шансов для него открывалось. А собственная изобретательность и не лишенная некоторых талантов натура действительно давали Голубенко шанс начать свой жизненный путь заново.
В 1938 году он уже житель Свердловска, студент тамошней Военно-транспортной академии. Творческая натура приводит его на журналистское поприще, он становится корреспондентом местной железнодорожной газеты «Путевка».
Голубенко-Пургин вскоре подался в Москву, где затеряться легче, а возможностей для мошенничества больше. Пакет изготовленных им документов Пургин решил еще подкрепить кое-какими бумагами. Для этого пригодилась похищенная им печать инженерно-строительного факультета Военно-транспортной академии. Пургин сочинил сам на себя хвалебную характеристику, рекомендательное письмо от имени начальника ВТА, в котором Пургина по состоянию здоровья предлагалось перевести из военной в гражданскую транспортную академию. Подделанный им аттестат об окончании средней школы должен был подтверждать его высокий культурный уровень.
Прибыв в Москву, Пургин пошел уже привычным ему путем, устроившись работать в родственную для студента-железнодорожника газету «Гудок». Однако прославлять трудовые будни железнодорожников было слишком скучным и неприбыльным делом. Душа авантюриста требовала размаха, подвигов, героической романтики.
Пургин познакомился с сотрудниками «Комсомольской правды» Аграновским и Могилевским, которые и свели его с Полетаевым. Идея перехода в «Комсомольскую правду» возникла, видимо, во время дружеской пирушки. Приказ по редакции «Комсомольской правды» от 17 марта 1939 года гласил, что Пургин назначен помощником заведующего военным отделом. Отсюда для него открывалась широкая дорога к журналистской и военной славе.
С самого начала работы в «Комсомолке» Пургин стал создавать вокруг себя ореол таинственности. Эту завесу таинственности он слегка приоткрывал, намекая на свою связь с «органами». Упоминалось и о выполненных им особых заданиях, за которые он удостоен наград, но о которых он якобы не может рассказать. Иногда Пургин появлялся в редакции с орденом Красного Знамени, а на расспросы - за что награжден, смущенно улыбаясь, отвечал: «У нас зря не награждают».
Так что для работников «Комсомольской правды» не стало большой неожиданностью, когда в июле 1939 года в редакцию прибыл фельдъегерь особой правительственной связи и вручил начальнику отдела кадров Баранову строго секретный пакет. На пакете значилось, что он послан из наркомата обороны СССР, а в верхнем правом углу в четко очерченной рамочке было добавлено: «По прочтении сжечь». Такой способ обращения с документами, возможно, должен был бы насторожить работников редакции. В то же время сведущие люди знали, что партийные секретные документы действительно после расшифровки сжигались. Так что и фельдъегерь, и секретный пакет, и порядок его уничтожения были приняты начальником отдела кадров Барановым за чистую монету.
Письмо наркомата обороны предписывало редакции направить Пургина в командировку на Дальний Восток, где ему предстояло наряду со сбором материала для газеты выполнить некое особое задание. Разумеется, командировку Пургину оформили, и он отбыл, правда, в направлении, так и оставшемся неизвестным для его коллег. Цель командировки вдруг возникла сама собой. Как позже рассказывал Пургин, ему пришлось помогать монгольским братьям отбивать наглую вылазку японских милитаристов на реке Халхин-Гол, которых советско-монгольские войска в августе 1939-го разгромили и вышвырнули с территории Монголии.
Осенью того же года в редакцию пришло письмо из военного госпиталя, судя по штемпелю, расположенного где-то вблизи Иркутска. В нем сообщалось, что Пургин геройски воевал с японской военщиной, был ранен и сейчас находится на излечении в госпитале. Принимая во внимание важность персоны военного корреспондента, руководство госпиталя, видимо, не считая себя компетентным провести весь курс лечения Пургина, сообщало, что принимает усилия для его транспортировки в Москву самолетом.
Работники «Комсомольской правды» отправили в госпиталь срочную телеграмму с поздравлениями и пожеланиями скорейшего выздоровления герою. В конце 1939 года на груди Пургина появился орден Ленина, которым он был якобы награжден за подвиги в боях с японцами. Правда, почему-то по представлению командования части, дислоцированной совершенно в другом месте - на западной границе СССР.
Несуществующие раны борца с японским империализмом затянулись на удивление быстро. Уже в ноябре 1939 года Пургин получил новую командировку: теперь он направлен военным корреспондентом на Белорусский фронт. Однако именно так в газетах обозначались области Западной Белоруссии, занятые Красной армией.
Находясь в частях, дислоцированных в районе Гродно, Пургин ухитрился похитить бланки отдельной 39-й дивизии особого назначения. На этих бланках мошенник отправил в редакцию родной газеты письмо, в котором описывались его вымышленные подвиги. Одновременно Пургин успел изготовить дубликат печати 39-й дивизии, ничем не уступавший подлиннику.
Что касается его обязанностей как военного корреспондента, то на это у него, видимо, просто не хватало времени. Под репортажами о действиях Красной армии в период «освободительного» похода, публиковавшихся в «Комсомольской правде», его фамилия не значится. Лишь 5 декабря 1939 года был помещен и его небольшой очерк. В нем рассказывалось о подвиге водителя тягача артиллерийского орудия, якобы чудом сумевшего без оружия не только вырваться из лап окруживших его польских солдат, но и уложить кучу врагов. Очевидная вымышленность рассказанной истории позволяет предполагать, что, скорее всего, Пургин придумал ее, уже находясь в Москве и пытаясь доказать, что не зря ездил в командировку. Кстати, немыслимые ситуации, описанные Пургиным в этом очерке, потом во многом повторятся в рассказах о тех невероятных подвигах, за которые он будет удостоен звания Героя.
Очерк был сработан по тем рецептам, которые гражданин Бендер продавал «шакалам ротационных машин», как будто он был списан со страниц «Золотого теленка». Это дает основания все же предполагать знакомство Пургина со своим литературным собратом.
Стремясь утвердить в глазах окружающих свой образ героя-разведчика, лже-репортер решил еще убедительнее доказать свои заслуги, наградив сам себя высшим по тем временам орденом Ленина. Так как наградные бланки были оформлены от имени командования 39-й дивизии, находившейся на западе СССР, а Пургину, как он считал, полагался орден еще за «подвиги» на восточных рубежах, то он, чтобы не запутаться, говорил всем, что у него два ордена Ленина.
Но и этого Пургину уже казалось мало. Легкость, с которой он совершал «подвиги» и сам себе выдавал за них награды, видимо, вскружила ему голову, - он решил замахнуться на самое высокое звание - Героя Советского Союза.
В декабре 1939 года через соответствующий отдел «Комсомолки» Пургин направил в редакцию «Правды» запрос на получение типографского клише с выпиской из Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении. В полученном клише имелось изображение печати Верховного Совета, которое он скопировал, чтобы изготовить фальшивую орденскую книжку. В своей новенькой орденской книжке Пургин записал себе два ордена Ленина, но на фотографии, которая сопровождала очерк о нем в связи с присвоением звания Героя, у него на груди только один орден Ленина и орден Красного Знамени. Видимо, все как-то не удавалось ему «разжиться» еще одним орденом Ленина. Может быть, тогда он и решил заполучить его почти законно, вплотную занявшись производством в Герои Советского Союза.
Для более полного соответствия высокому званию Героя Пургин решил вступить в ряды ВКП(б). Изготовить необходимые для этого две рекомендации от старых большевиков было для него пустяком. В конце 1939 года партийное собрание редакции «Комсомольской правды» единогласно приняло решение рекомендовать Пургина кандидатом в члены ВКП(б).
Теперь у героя-разведчика, кавалера то ли двух, то ли трех орденов, было почти все необходимое для производства себя в Герои Советского Союза. Правда, для этого еще не хватало громких подвигов, но за этим дело не стало.
Предполагая совершить еще несколько «геройских подвигов» в ходе советско-финской войны, Пургин вновь сам себя отправил в командировку к месту военных действий. В январе 1940 года фельдъегерь вновь принес в редакцию письмо, напечатанное на бланке отдельной 39-й дивизии, в котором предлагалось: отправить Пургина в Ленинград со спецзаданием, а если через три месяца он не вернется, считать его отбывшим на учебу в Транспортную академию. Очевидно, Пургин на всякий случай готовил себе пути возможного исчезновения из состава сотрудников «Комсомольской правды».
Непредсказуемость в исходе командировки заставила начальника отдела кадров Баранова выразить сомнение в законности таких необычных условий. Может быть, запрос командованию 39-й дивизии и поставил бы точку в этой истории и пресек дальнейшее восхождение авантюриста к вершинам славы. Но за Пургина горой встал член редколлегии Финогенов. «Да как вы не понимаете, - объяснял он Баранову, - это же не просто наш корреспондент; Пургин ведь разведчик, он уже не раз выезжал на спецзадания, награжден орденами… Да о чем тут говорить?!» В итоге Пургину оформили командировку на срок с 24 января по 25 апреля 1940 года, закрыв глаза на явную абсурдность продиктованных им условий.
С 24 января 1940 года Пургин якобы находился в рядах действующей армии на финском фронте. На этот раз Пургин никуда не уехал. Он продолжал находиться в Москве, жил на квартире у своего приятеля и коллеги по «Комсомолке» Могилевского. Вместе с ним и еще одним своим близким приятелем Аграновским авантюрист и мошенник просадил полученные командировочные, наслаждаясь «красивой жизнью» в ресторанах и пивных столицы.
Война с Финляндией закончилась крушением планов Сталина о возвращении и этой бывшей территории Российской империи в состав СССР. Непропорционально большие по сравнению с финскими потери Красной армии могли вызвать недоумение населения и, что могло быть особенно опасно, недовольство в армии. Стремясь задобрить военных, после заключения мира с Финляндией власть буквально засыпала участников финского похода наградами. В газетах в течение марта, апреля и даже мая 1940 года регулярно публиковались длинные списки награжденных. Видимо, так Сталин пытался и своим, и чужим доказать, что это все-таки был героический поход. Вот тут-то Пургин и решил, что обстановка для производства себя в Герои очень походящая; плод уже созрел - пора срывать.
В марте 1940 года в наркомат ВМФ поступил наградной лист на бланке особой 39-й дивизии, заверенный печатью и подписями командования части. За героизм и отвагу, проявленные в боях с белофиннами, командование части представляло младшего командира Пургина Валентина Петровича, являвшегося одновременно и заместителем заведующего военным отделом «Комсомольской правды», к званию Героя Советского Союза.
Работники наградного отдела наркомата ВМФ, просмотрев документы Пургина, уже неоднократно награжденного орденами СССР, занимавшего солидную должность в центральном печатном органе ЦК ВЛКСМ, решили, что перепроверять, как было принято, подобное представление нет необходимости. В Президиум Верховного Совета СССР в числе многих других представлений ушло и представление на Пургина, а 21 апреля 1940 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении военнослужащих наркомата ВМФ. В списке из пятнадцати фамилий значился и Пургин Валентин Петрович, ему было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
Указ опубликован в «Комсомольской правде» 22 апреля 1940 года. Казалось бы, газета должна была бы отреагировать на награждение своего сотрудника большой статьей, поздравлениями герою, но вместо этого - молчание. Причина, скорей всего, в том, что никто в газете не знал, что же за подвиги совершил новоиспеченный герой. А самого его в редакции, похоже, еще не видели.
Как и положено герою, в апреле 1940 года Пургин уехал залечивать раны и восстанавливать силы в Сочи, в один из лучших санаториев СССР. Карьера Пургина достигла вершины. 22 мая в «Комсомольской правде» появляется большая статья о Пургине, написанная его собутыльником И. Аграновским. Скорее всего, друзья сочиняли вместе: стиль, лексикон, картины рукопашных сражений героя с финнами, в которых он уложил то ли десяток, то ли два десятка врагов, очень уж похожи на нарисованные Пургиным в очерке, опубликованном 5 декабря 1939года. Описанию жизни героя предшествовало заявление автора очерка, что писать о Пургине трудно, он старается никогда не рассказывать о себе и о своих подвигах. Что же, зная истинную причину «скромности» Пургина-Голубенко, это не трудно понять.
Тем не менее в очерке было перечислено столько подвигов, что хватило бы на две биографии героев. Уже в восемнадцать лет Пургин якобы совершил свой первый подвиг на дальневосточной границе, там же он получает и первое ранение. Родина награждает его орденом Красного Знамени. А в двадцать с небольшим он уже военный корреспондент «Комсомольской правды», и тут подвиги и ордена посыпались один за другим. По утверждению Аграновского, как военный корреспондент пишет Пургин еще неровно, но получше многих старых журналистов. Но печатается мало: во-первых, чересчур требователен к себе, а во-вторых, некогда ему, особые задания надо выполнять. Очерк сопровождала фотография героя, на которой симпатичный молодой человек одетый в гимнастерку, с двумя орденами на груди, с типично славянским лицом, высоко зачесанными назад волнистыми волосами улыбался читателям.
Понимал ли беглый уголовник Голубенко, чем рискует, выставляя свою физиономию на всесоюзное рассмотрение? В конечном итоге афериста, как и его литературных братьев, подвела неуемная жажда признания. Даже поверхностной проверки оказалось достаточно, чтобы выяснить: все геройские подвиги Пургина - выдумка чистой воды. Начали копать глубже - и обнаружили, что произвели в герои беглого вора и мошенника. В июле 1940-го аферист был арестован, а уже в августе Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к длительному сроку лишения свободы, разумеется, лишив звания Героя и всех других состряпанных им самим наград.
Вызывает недоумение, что аферист не был расстрелян, в те времена «ставили к стенке» и за меньшие прегрешения. Но, видимо, социально близкое происхождение Пургина-Голубенко спасло его. Возможно, он сумел убедить своих судей, что в отличие от врагов народа всегда был предан партии и правительству, а с наградами слегка перестарался, опять же из стремления прославить Советскую Родину.
След Голубенко дальше теряется в недрах архипелага ГУЛАГ… Конечно, любопытно было бы узнать о его дальнейшей судьбе. Возможно, кто-то из читающих эти строки встречал фальшивого героя в тюрьмах или лагерях, на этапах или пересылках, кто-то слышал о нем, - автор будет признателен за любые сведения.
Эхо этой «блестящей» карьеры еще долго гуляло по коридорам и кабинетам причастных к ней организаций. Военная коллегия Верховного суда направила в ЦК ВЛКСМ частное определение, в котором указала на недопустимую халатность работников «Комсомольской правды». После экстренного заседания комсомольского ЦК на сотрудников редакции посыпались выговоры, понижения по службе. В постановлении ЦК ВЛКСМ говорилось об имевших место в редакции потере бдительности, семейственности, бытовом загнивании и коллективных попойках. Особенно не повезло Могилевскому и Аграновскому. Оба они были осуждены как пособники мошенника. Работники наркомата ВМФ также были наказаны за потерю бдительности и недостаточную проверку наградных документов.
Наверное, и в лагере Пургин-Голубенко продолжал изображать из себя Героя Советского Союза, которого осудили несправедливо. Тем более что настоящих героев к тому времени в лагерях накопилось уже предостаточно. Как любили тогда повторять печатные и устные рупоры советской пропаганды, наше героическое время требует и рождает героев. Ложь и несправедливость, культивируемые сталинским режимом в очень больших количествах, рано или поздно должны были привести и к появлению фальшивых героев. Иначе говоря, в истории, произошедшей с Голубенко, время нашло своего героя, а герой нашел и использовал свое время.

Загадка Пургина
- Пургин? Что-то не припоминаю…

Так по большей части отвечали на мой вопрос бывшие товарищи по "Комсомольской правде". Впрочем, их можно было понять… Человек, о котором шла речь, недолго работал в газете… более шестидесяти лет назад, еще до Великой Отечественной. Да и появлялся в редакции нечасто. Все уезжал в какие-то таинственные командировки. Его место в углу небольшой комнаты военно-физкультурного отдела обычно пустовало. Да и сам он, по правде говоря, для большинства из нас оставался пустым местом, какой-то странной загадкой.

Он и появился-то в редакции как-то тихо, незаметно. Был молчалив, скромен, мы почти не слышали его смеха. А ведь он был молод, почти ровесник многих из нас.

Впрочем, имелось и существенное различие. Новый сотрудник, не то что другие, носил военное обмундирование, правда, без знаков различия. Зато чего стоил блиставший на гимнастерке орден Красного Знамени! Настоящий, боевой, в ту пору редкий даже у кадровых военных в больших чинах. Вот он-то и составлял главную интригу неведомой нам биографии этого невысокого смуглого паренька, оказавшегося вдруг в наших рядах.

Кем же он был раньше? Как получил столь высокую награду? Знаком ли всерьез с журналистикой?

Вопросов было много, ответов мало. Сам "новобранец" отмалчивался, начальство тоже не торопилось сообщать подробности. Понятно, что сами собой возникали слухи почти легендарного свойства.

Знаете, какое это было время? Быть может, самое тревожное в ту пору. Кончались роковые тридцатые годы, с их кровавой чредой громких политических процессов, шпиономанией, пограничными конфликтами, похожими на небольшие войны. Да и настоящая, большая война была уже на носу. Понятно, могли возникать и такие таинственные герои, успевшие уже оказать стране важные услуги. Кстати, по одной из версий, Пургин происходил с Дальнего Встока, где в детстве воспитывался на пограничной заставе. Его боевой орден - награда за смелость, проявленную в боях с нарушителями границы - японскими "самураями". А теперь он, мол, постигает журналистское мастерство, поскольку, говорят, обнаружил и такие способности. Что ж, умельцы пера, да еще с боевым опытом, конечно, нужны. Как было не симпатизировать этому вообще-то не слишком симпатичному орденоносцу?

Шли дни. Знатный наш товарищ, если не бывал в отъезде, скромно сидел на своем стуле, иногда что-то пытался писать. Увы! Его литературных дарований так и не прибывало. Изредка он отвечал на письма читателей, еще реже публиковал крохотные хроникальные заметки об успешных учебных стрельбах комсомольцев Н-ского подразделения. Да и те, оказывается, втихую сильно правили старые сотрудники отдела. Словом, Пургин не блистал. Но однажды, вернувшись из длительной загадочной командировки, он поразил всех. Такого никто еще не видел.

В редакционной проходной только что вернувшемуся сотруднику предложили показать содержимое его старенькой полевой сумки. Это было нововведение, и Валентин, сперва возмутившись, подчинился. Сумку открыли, а в ней две ладные красивые коробочки. Вахтер распахнул их - и чуть не решился речи. В каждой коробочке лежал орден Ленина. Всего, значит, два, новехоньких.

Откуда? Понятно, такая новость не могла быть скрыта. Вскоре о ней знала вся редакция. Пургину пришлось давать объяснения руководству редакции. Все оказалось просто. Он только что вернулся из Кремля. Там и получил высокие награды. За что? Но это уже не подлежало оглашению. Ореол приятной тайны вокруг особой миссии нового литсотрудника засверкал еще ярче. А тут началась бесславная финская кампания. Несколько наших корреспондентов срочно выехали в зону боевых действий. Среди них, понятно, Пургин.

Пока шли бои, газета получала репортажи, главным образом, одного журналиста - Леонида Коробова. Писал он много и хорошо, но самое главное его достижение оказалось и самой большой удачей. В одном из сражений, когда противнику удалось окружить наш батальон и уничтожить почти весь командный состав, отважный корреспондент, не имевший даже воинского звания, взял командование на себя, организовал плотную оборону и отстоял позицию, спас подразделение. И как только война с финнами была кончена, вернулся к нам с заслуженной наградой, да еще какой - орденом Ленина.

Мы радовались за Коробова. Но, конечно, до блистательных лавров Пургина ему было далеко. Тот тоже вскоре оказался в Москве, но пробыл у нас недолго, однако на этот раз его ждала не привычная таинственная командировка со "спецзаданием", а процедура куда приятнее: он уезжал в… свадебное путешествие в правдинский санаторий "Сочи".

Поскольку Пургин все делал негласно, о его свадьбе узнали тоже внезапно. Избранницей оказалась молодая сотрудница "Комсомолки" Лида Бокашова. Начинающая журналистка сделала удачную партию. Лучшего мужа трудно было сыскать. А неделю спустя произошло новое чудо.

В ту летнюю ночь сорокового года я дежурил по редакции. Вдруг поступает срочное тассовское сообщение. Звание Героя Советского Союза присвоено группе людей, особо отличившихся в недавней войне с Финляндией. Читаем список и находим фамилию младшего командира Валентина Пургина. Вот это свадебный подарок так подарок!

Тут же коллективно - несколько молодых сотрудников - сочиняем поздравительную телеграмму в Сочи. Назавтра приходит благодарственный ответ. Счастью, удаче молодоженов нет предела! Пургин купается не только в Черном море, но и в лучах славы. В газете о нем публикуется большой очерк. Из него наконец можно что-то понять. Герой (в одиночку!) захватил в плен группу вражеских солдат-диверсантов и, одолевая множество опасностей, доставил их в наш штаб.

И вдруг, как случается в американских кинобоевиках, мертвая тишина. Пургина словно и не было. Зато остались люди в редакции, так или иначе причастные к его судьбе. Начинаются "тихие" допросы, потом увольнения, аресты, суды, проходящие, конечно, за закрытыми дверями. Причина одна? Пургин вовсе и не Пургин, а некий шпион, скорее всего, японский. Недаром же он прибыл с Дальнего Востока, да и внешне смахивает на азиата.

Меня, как и других "подписантов", пославших телеграмму в Сочи, допрашивают в числе первых. Но что мы можем сказать? Ну, поздравили со званием, а кто бы этого не сделал? И тут же выяснилось самое главное: ведь никто из нас, молодых, Пургина, в сущности, не знал. Он был для нас "неприкасаемым".

К ответу призвали других. Пострадал заведующий отделом Донат Могилевский, несколько его сотрудников и, конечно, автор хвалебного очерка, известный в те времена журналист, впрочем, давно уже умерший и забытый. Его, кажется, посадили надолго. И это по тем временам было еще удачей.

Что же произошло дальше? Стыдно признаться, но не знаю почти ничего до сих пор. Правда, много лет спустя, уже в годы перестройки, удалось мельком увидеть трех "фигурантов" загадочного дела: Могилевского, бывшую жену Пургина, ту самую миловидную Лиду Бокашову, и даже автора пресловутого очерка. Все были живы, работали. Но так уж случилось, поговорить о давнем событии с ними не удалось. Мне даже показалось, они дружно избегали этой щекотливой темы. Возможно, для того были основания.

Может, я ошибаюсь, но тайна Пургина существует до сих пор. Думая о ней, я вспоминаю известный рассказ Куприна "Штабс-капитан Рыбников". Чудится нечто общее и в том, и в другом сюжете. Правда, в купринском варианте все гораздо проще, легче поддается разгадке. История же Пургина представляется чудовищно невероятной. Как, при чьем попустительстве в те годы тотальной слежки удавались такие фантастические трюки - с орденами, геройским званием, полным доверием властей к неизвестному пареньку из дальневосточной тайги, выдававшему себя за журналиста?

Ответа нет, по крайней мере, у меня. Не могу даже припомнить, чтобы об исходе этой фантастической истории хоть что-нибудь сообщалось в открытой печати. Это понятно. У нас всегда старались скрывать провалы в шпионских делах. А тут уже началась большая война - и прежние истории, естественно, отошли на второй план, даже исчезли. Последующие десятилетия еще гуще укрыли стершиеся следы. Так, может, и не стоит ворошить прошлое?

Сомневаюсь. Пусть даже тайна Валентина Пургина лишь косвенно связана с журналистикой, она другого происхождения. Но трудно отказаться от мысли, что в славной летописи одной из популярнейших наших газет - "Комсомольской правды" - торчит и такая заноза. При всей неоднородности, пестроте журналистской работы прошлого столетия в ней нет места предателям Родины и прохвостам всех мастей. Вот почему правдивый и четкий ответ на вопрос: "Кто же вы, Валентин Пургин?", судя по всему, мало кому известный, хочется, наконец, получить.

Мои попытки узнать больше того, что хранила собственная память, почти ничего не принесли. Сомневаюсь даже в подлинности фамилии - Пургин. Скорее, это выдумка, шпионская уловка. Единственное, что удалось узнать, хотя тоже неофициально, - последний штрих, концовку этой странной тайны. Я разыскал одну из старейших сотрудниц "Комсомолки" - Л.В. Федорову. Она инвалид войны, бывшая партизанка, сейчас тяжело больна. После войны она работала в отделе кадров редакции. Однако все ее сведения оказались очень скудны. Никаких официальных сообщений о "деле Пургина", по ее словам, газета не получала. Твердо известно ей только одно: его расстреляли. Но и об этом старались не вспоминать. Молчат и сейчас. Почему? В этом тоже есть какая-то странность. Ну, скажем, в разгар событий - перед войной - было просто стыдно сознаваться в нелепой, прямо фантастической промашке тогдашних органов госбезопасности, не сумевших сразу распознать вражеского агента, совершавшего, кстати, чудовищные, с точки зрения здравого смысла, поступки, действовавшего нагло, прямолинейно. Куда до него прославленному Джеймсу Бонду!

Да, в те времена сознаваться в таких провалах было страшновато. Но теперь-то? Думается, в интересах истины темные пятна в той давней шпионско-детективной истории могут и должны быть стерты. В назидание всем.

http://military-kz.ucoz.org/news/va...stat_geroem_sovetskogo_sojuza/2012-07-22-2916

Ещё один материал в тему:

В 1942 году СССР вел ожесточенные бои с противником по всем военным направлениям.

В тылу также было неспокойно, НКВД и СМЕРШ, другие военные спецслужбы, вся военная пропаганда призывали народ к бдительности. Кто бы мог подумать, что в это суровое, пронизанное всеобщей подозрительностью, время, в тылу советского государства нагло и безнаказанно действовала целая сеть мошенников, переодетых в военную форму.

Создал фальшивую военную часть – дезертир Красной армии капитан Павленко, человек незаурядных талантов и с авантюрным характером. Пробыв
на фронте несколько месяцев, Николай Павленко бежал с фронта и осел в тылу, устроившись по поддельным документам председателем строительной
артели в г.Тверь.

Строительное дело он знал хорошо – учился в инженерно–строительном институте, а практику проходил в Главвоенстрое, где внимательно изучил
весь бюрократический механизм. Среди работников артели был ранее судимый аферист, специализировавшейся на изготовлении печатей штампов и
фальшивых документов. В 1942 году Павленко пришла в голову идея – использовав фальшивые документы, создать воинскую часть – Управление
Военно–строительных работ № 5.

Так Николай Павленко стал липовым военным инженером 3 ранга, майором, по воинской терминологии. Вскоре появились и другие «военнослужащие».
Своим подельникам жулик присвоил офицерские звания. Но для выполнения преступного замысла требовалась рабочая сила – солдаты и сержанты. Для
наполнения собственной части людскими резервами, Павленко разослал в окрестные госпитали фальшивые письма, требующие направлять раненных и
отставших от своих воинских эшелонов прямо к нему в часть. Не гнушались брать и дезертиров. Так, воинская часть обросла людьми, многие из
которых даже не подозревали, что служат в «липовых» войсках.

Все бланки, аттестаты, удостоверения военнослужащих мошенники заказывали в типографии, давая крупные взятки. Военную форму получали на
складе, офицерскую шили в военном ателье. Но мало иметь форму и людей, необходимо было обеспечить их работой, чтобы прикрываться ей для своих
темных делишек. И Павленко, используя свой незаурядный талант дипломата, стал договариваться с военными огранизациями, выбивая договоры подряда на строительство дорожных объектов.

Ему безоговорочно верили. Коммуникабельность мошенника творилачудеса, он располагал к себе секретарш высоких кабинетов, а бутылки с
дорогим марочным коньяком и коробки американских конфет топили сердца любого начальствующего состава. Но фальшивое управление не могло
существовать само по себе – и Павленко добился невероятного, подкупив руководство 12–го РАБ (района авиационного базирования), его «Управление» влилось в армейское авиационное соединение на правах службы строительного обеспечения. Общевойсковые эмблемки на погонах солдат сменились на авиационные крылышки, а Павленко стал уже «подполковником» с неограниченным влиянием.

К тому времени его «часть» насчитывала уже около двухсот человек. Вместе с авиаторами Управление Павленко перевалило советскую границу и
стало действовать в Польше и Германии. Солдатики банды Павленко помимо строительных работ не гнушались грабить мирное население – за что
суровый «командир» расстрелял двоих мародеров перед строем. Павленко знал – любой тревожный сигнал может провалить всю огранизацию, но
контора, костяк которой состоял из уголовников и дезертиров, постепенно разлагалась.

Между тем, аферы продолжались. Павленко за взятку получил от военных представителей министерства обороны СССР целый эшелон (30 вагонов)
различных продуктов, которые потом выгодно перепродал, присвоив деньги себе. По фальшивым документам о воинских подвигах липовый подполковник выбил для своей части более 230 государственных наград для своих подельников, не забывая награждать и себя. Так Павленко присвоил себе два ордена Отечественной войны I и II степени, орден Боевого Красного Знамени, орден Красной Звезды, боевые медалями.

После войны, когда контрразведка стала приглядываться к пройдохам строителям – Павленко спешно реогранизовал фальшивое военное управление,
демобилизовав ничего не подозревающих солдат и офицеров.

А сам, из близких себе людей, создал гражданскую артель «Пландорстрой», набрав подряды на восстановление городов и сел, пострадавших от гитлеровских оккупантов. Но оказалось, что на гражданских подрядах особо не заработаешь, и Павленко, прихватив с собой кассу в 300 тысяч рублей, бежал. Блестящее «военное прошлое» требовало новых подвигов. В 1948 году Павленко отыскал своего начальника «контрразведки» Юрия Константинера, с легкой руки присвоил ему звание «майора» и создал новую военную организацию, которую назвал «Управление военного строительства №10 (УВС-10)».

Молодой и обоятельный полковник, орденоносец, являлся в гражданские организации в военной форме с погонами и производил на руководство
городских организаций сильнейшее впечатление уверенными манерами, способностью легко устанавливать контакты и большими взятками, которые
давал при заключении каждой сделки. По фиктивным счетам УВС-10 открывало расчетные счета и стройплощадки. Павленко платил рядовым «солдатам» сущие копейки, огромные денежные средства шли в его карман и карманы его подельников. Кроме того, огромные деньги тратились на взятки высокопоставленным лицам. Организация Павленко создала множество строительных площадок, павленковцы орудовали в центре России, на
Украине, в Эстонии и в Молдавии.

На заработанные деньги мошенник закупил более 40 грузовых и легковых автомашин, грейдеры, лошадей и другой транспорт. Под видом защиты строек
от бандеровцев полковник Павленко получил из райотделов МГБ 25 винтовок, 8 автоматов, 18 пистолетов, вооружил охрану своих штабов,
которую нигде не регистрировал. Организация росла, а дисциплина в диком войске оставляла желать лучшего. Павленковцы пили, дебоширили,
устаривали перестрелки друг с другом. «Офицеры» не гнушались обманывать своих подчиненных.

Подобное поведение «советских офицеров» играло на руку эстонским и украинским националистам, которые говорили: Люди, смотрите, вот они,
оккупанты нашей многострадальной земли, прикрываясь погонами, сеют беззаконие и террор!

Вольнонаемные строительные рабочие военного управления также жаловались – начальство собрало с них деньги на военный займ, а облигации выданы не были. Все это не осталось незамеченным. Сигналы сыпались в окрестные отделы МГБ и передавались выше по инстанции.
Погубил армию Павленко очередной пьяный дебош его «офицеров». Милиция арестовала двух пьяных офицеров строителей, устроивших погром в
ресторане г.Кишинева, прокуратура послала запрос в Москву, откуда вернулся ошеломительный ответ: такой воинской части не существует. К
делу подключилось МГБ СССР, расследование возглавил человек со зловещей славой, генерал Семен Цвигун, наводивший страх на взяточников и
мошенников.

Чекисты решили, что «воинская часть» – это тщательно замаскированное диверсионное подразделение зарубежной разведки. Но после неудачной
попытки просочиться в часть или перевербовать ее служащих было принято решение – в один день накрыть разом всю сеть. И 14 ноября 1952 года
войска МГБ СССР блокировали военные базы «липового» Управления, штабы и прочие подразделения Павленко и арестовали около 400 человек.

В число арестованных также попали и покровители и высокопоставленные приятели Павленко – министр пищевой промышленности К.Цуркан, его
заместители Азарьев и Кудюкин, первый секретарь Тираспольского ГК КП(б)М В.Лыхварь, несколько управляющих промбанками, секретарь Бельцкого ГК КП (б) М Л.Рачинский и множество других. Два с половиной года следствия вылилось в десятки томов уголовного дела. Был подсчитан ущерб от
деятельности Павленко – он составил 38 миллионов 717 тысяч 600 советских рублей. При этом отмечалось, что сотрудники Павленко действительно
строили дороги и дорожные объекты отличного качества.

На суде несостоявшийся генерал сказал: «Я никогда не ставил целью создание антисоветской организации». И далее заявил. «Заверяю суд, что
Павленко еще может быть полезен и он вложит свою лепту в организацию работ…»

Однако приговор трибунала Московского военного округа от 4 апреля 1955 года был суров: «полковник» Павленко был приговорен к высшей мере
наказания – расстрелу, а шестнадцать его «офицеров» - к лишению свободы сроком от 5 до 25 лет.

На дело и приговор был наложен гриф «Особо секретно». Советские органы власти не могли признать, что в самом сердце европейской части советского социалистического государства гнездилась целая законспирированная сеть жуликов и воров в армейских погонах.

___________________
Издание "Сов. Секретно "

Посмотрите в Вики:

Список лиц, лишённых звания Героя Советского Союза

талантливый был мошенник.
интересно в наше время есть такие оборотни?

Одним из пороков человечества является алчность и это происходит до сих пор

Ещё был товарищ, который свою строительную военную часть организовал и даже после войны брал и деньги, и подряды. Не помню наскоро его фамилию. Но процесс по его делу был знатный.
А ещё была такая Лиза Чайкина, комсомолка-активистка, которая в районе Селигера действовала. Она так гари дала, что местные её до сих пор ненавидят. Разные были прохиндеи.

А что там по Чайкиной? В сети только героические дела отмечены.

Из не столь давней истории:

Буффонадный персонаж
"Дмитрий Олегович никогда не выбрасывал ни одной мало-мальски содержательной бумажки. Где бы ни работал Якубовский - в адвокатуре, в Белом доме, в швейцарском городе Базеле, в Кремле,- он как пылесос собирал компромат на все, что движется,- от Баранникова до Руцкого"
Оригинал этого материала © "Карьера" , апрель 1998

Дмитрий Якубовский. Человек-бачок
Павел Соловьев

​

"Генерал Дима" - одна из самых скандальных фигур в постперестроечной истории родного края. И одновременно персонаж буффонадный: выскочил ниоткуда как черт из табакерки, как скелет из шкафа, как бандит из-под земли. Сверкнул, исполнил карьерный кульбит - и низвергся в зону под Нижним Тагилом.

У него всегда довольная, ухмыляющаяся физиономия - даже на суде при вынесении приговора. Его губы жирны и плотоядны, взгляд наивен и требователен. Кажется, что это не человек, а стихия, которая не разбирает, где что. В этом смысле он безгрешен как младенец, несмотря на обвинение в попытке изнасилования сокамерника.

Стремительное падение Якубовского - естественный и единственно возможный финал его молниеносного взлета. Загадка карьерного кульбита, который был исполнен на глазах у изумленных соотечественников, в характере и темпераменте, которым Господь наградил Дмитрия Олеговича. В других странах такими характерами и темпераментами все тюрьмы забиты. Собственно, и в любезном отечестве история закончилась узилищем. Но сначала-то! Сначала были взлет, хождение во власть и острая потребность самой власти в услугах г-на Якубовского.

У тех, кто близко знал "генерала Диму", его внезапное возвышение летом 1993 года вызвало оторопь. "Почему именно он?" - спрашивали друг друга люди, знавшие Якубовского не то чтобы как совсем пустое место, но как человека, скажем так, некрупного калибра.

А между тем Дима обладал некой суммой дарований, которые в комплексе давали мощнейший выброс энергии, позволявшей г-ну Якубовскому перепрыгивать не просто с одной ступеньки карьерной лестнице на другую - сразу на следующий ее пролет.

Дима был нагл и жаден до радостей жизни. Плюс сверхъестественно энергичен. Кем становились люди с таким набором качеств в советские времена?

Правильно, хозяйственниками.

Дима начинал с того, что доставал театральные билеты, работая в прокуратуре. Потом устроился начальником отдела снабжения Ленинского ремстройтреста. После возглавил хозяйственный отдел Московской прокуратуры.

Что такое снабженец-хозяйственник той далекой эпохи? Особая порода. "Энергичные люди", как назвал их Шукшин, непринужденно жонглирующие всеми видами материального дефицита - от импортной сантехники до профсоюзных путевок в санаторий. "Прислуга за все", распахивающие двери перед начальством и потихоньку прикарманивающие казенные ковры и телефоны.

Всегда веселые, компанейские, в маске шутов гороховых. Плюнь в глаза - божья роса, потому как им по должности обижаться не приходится. Зато одновременно формируются полезные навыки - талант жить, "несмотря ни на что".

Он с младых ногтей знал, что почем. Мальчик хотел стать после школы не кем-нибудь, а грушником. 16-летний уроженец подмосковного Болшева, сын Олега Павловича Якубовского (подполковник) и Инны Александровны Якубовской (мэнээс военной части) поступал в ленинградский ВИКИ, Военно-инженерный краснознаменный институт, готовивший кадры специалистов для разведки Генштаба. Вступительные экзамены, по его утверждению, он сдал хорошо, но бдительные разведчики разглядели в нем еврея-полукровку и не зачислили. Пришлось отправиться в Пермь, где - не без помощи старых товарищей отца - Якубовский начал учиться в Высшем военно-командном училище ракетных войск стратегического назначения. Но после первого курса его отчислили. Сам Якубовский говорит, что за бойкий ум, хотя люди, знававшие его в те далекие времена, утверждают, что за раздолбайство.

Позже Дмитрий Олегович взял реванш - как советник вице-премьера получил-таки в 30 лет полковничьи погоны.

Вообще, настоящих талантов за ним числилось ровно два. Первый - искусство войти в высокий кабинет, минуя любого неприступного секретаря. И этим искусством Дима владел в совершенстве. Гони его в дверь - он войдет в окно. Идеальный образец снабженца-толкача. При этом от "комбинаторов" старшего поколения Дмитрий Олегович выгодно отличался: был молод, лишен "страха иудейска" и, словно улучшенная модель зерноуборочного комбайна, обладал большей широтой захвата.

Второй талант - искусство звонить по любому телефону. В 1990-м он, какой-то невидный в упор пострел, взял да и позвонил по телефону маршалу Язову, всесильному министру обороны СССР. И даже на какое-то время возглавил госкомиссию по оценке советского военного имущества в бывшей ГДР.

Шерше ля фам
Однако по порядку. После армии у энергичного юноши обнаружилась тяга к знаниям. Он устроился в Генеральную прокуратуру СССР на скромную техническую должность и в 1983 году поступил на факультет советского строительства Всесоюзного юридического заочного института. Одновременно ухитрился окончить (внимание!) Институт повышения квалификации руководителей высшего звена государственного управления в Академии народного хозяйства при Совмине СССР, а в 1988 поступил в аспирантуру.

Остается только догадываться, как энергичный юноша оказался в элитарном закрытом учебном заведении. Но тут может помочь лирическое отступление - в прямом смысле слова.

Дмитрий Олегович очень нравится женщинам. Сидящие в начальственных приемных красотки пачками капитулировали перед его наглым и веселым напором. При том, что наш герой вовсе не Геркулес и не Аполлон.

Почему-то так получилось, что женолюбие прекрасно сочеталось у Якубовского с личной выгодой. Трудно представить осиянной чистым амурным светом его первую женитьбу... на дочке зампреда Мособлисполкома. Заметим, что жених тогда, в 1986-м, был такой девушке не больно-то ровня. Навещая тестя на даче в номенклатурной Барвихе, Якубовский времени зря не терял. Сумел наладить контакты со многими сановными соседями через знакомство с их детьми. Именно так, через дружбу с дочерью Анатолия Ивановича Лукьянова, Дмитрий впоследствии нашел дорогу в его кабинет секретаря ЦК КПСС.

Даже находясь за решеткой, неугомонный Якубовский умудрился закрутить роман со своей адвокатессой Ириной Перепелкиной. Сидя в Крестах, нанял для нее охрану, оплачивал покупку дорогой одежды и новые зубы. Подарил истомленной невзгодами пошлого быта женщине квартиру и "форд" "Скорпио".

Умывальников начальник и мочалок командир
Но начинал наш герой, как помним, в прокуратуре. Вряд ли сам Дмитрий Олегович сейчас припомнит, в чем заключались его служебные обязанности в ту пору. О нем же вспоминают, что Дима добывал дефицитные тогда билеты в театр. (Нынешнее молодое поколение, должно быть, не ведает, что в прежние времена эти самые билеты были для служащих таким же вожделенным продуктом цивилизации, как чешский хрусталь и книги А.Дюма.) Через несколько месяцев Якубовского уволили, но он уже успел завести нужные связи и пристроился в Главмосремонт.

Якубовский стал начальником отдела снабжения Ленинского ремстройтреста - выбивал кафель, батареи, обои. Для неугомонного Димы это было, пожалуй, слишком мелко. К тому же он не забывал о своем юридическом образовании. Следующим его местом работы стала Московская коллегия адвокатов, где главным достижением Якубовского стал ремонт в здании коллегии на Пушкинской улице. Затем двадцатитрехлетнего юношу пригласили возглавить хозяйственный отдел Московской прокуратуры. Как написано в его характеристике тех лет: "При личном участии Якубовского за короткий период времени были оперативно решены многие вопросы материально-технического обеспечения органов прокуратуры г. Москвы".

Как говорила героиня Раневской в кинофильме "Золушка", "жаль, королевство маловато - разгуляться негде". Якубовскому стали тесны рамки профессионального амплуа холуя-хозяйственника. Конфликт с главным прокурором столицы Львом Барановым стал неизбежен. И он случился. Баранов попросил своего молодого завхоза предоставить служебный автомобиль некоей даме, находившейся на приеме у прокурора. Тут и сама она предстала перед Дмитрием с требовательным выражением лица. Тот велел ей подождать в приемной, чтобы не больно-то зазнавалась. Разобидевшаяся дама вернулась к Баранову, тот в гневе прибежал в кабинет к Якубовскому, и они разругались.

Заговор молчания
Анкетная канва, формальная история возвышения Дмитрия Олеговича от секретаря правления Союза адвокатов СССР, которым он был в 1990-м, до ключевой роли в известном всем "триллере" 1993-го, выстраивается сравнительно легко. Сложнее с деталями. Вокруг Якубовского существует настоящий "заговор молчания". С "забывчивостью" тех, кто тесно общался с Дмитрием Олеговичем, автор сталкивался постоянно. Например, адмирал Чернавин, который, по свидетельству очевидцев, имел очень добрые отношения с нашим героем, едва узнав причину обращения к нему журналиста, поспешно произнес: "Да я с ним и не общаюсь... Вы извините, я сейчас не могу говорить: у меня люди. Да и говорить-то мне нечего". А компетентные люди рассказывают, что Якубовский в свое время регулярно вносил немалые деньги в чернавинский фонд поддержки ветеранов-подводников. Понятно, что не только из романтической любви к тяжелому труду моряков...

Когда я спросил о Якубовском Георгия Алексеевича Воскресенского, председателя правления Союза адвокатов СССР, куда наш герой перешел из горпрокуратуры, Георгий Алексеевич ответил: "Да мне и вспомнить-то нечего. Тогда он ничего особенного из себя не представлял". А теперь?

Анатолий Иванович Лукьянов на предложение потолковать о Якубовском сердито ответил: "Не буду ничего говорить! Один раз всего у меня Якубовский был, и об этом уже писалось".

Даже разоблачивший в своей книжке всех и вся Александр Коржаков забыл поведать о роли Якубовского в разных игрищах, лишь обмолвившись в предисловии, что, быть может, когда-нибудь потом...

Человек и пылесос
Кто-то пытается представить этого человека авантюристом-романтиком, эдаким перестроечным Остапом Бендером. Приведу высказывание одного близкого знакомого Якубовского: "Романтик не стал бы укреплять окна дачи бронированным стеклом, которое не взял бы даже гранатомет".

Якубовский защищался не зря.

В политике все собирают компромат - так принято, так надо. И Дмитрий Олегович никогда не выбрасывал ни одной мало-мальски содержательной бумажки. Где бы ни работал Якубовский - в адвокатуре, в Белом доме, в швейцарском городе Базеле, в Кремле,- он как пылесос собирал компромат на все, что движется,- от Баранникова до Руцкого. "Строго говоря, его профессия,- заметил один из знакомых Якубовского,- это поверенный в делах и хранитель тайн".

Якубовские есть всегда. Технология власти и компромат неразделимы - как "Очи страстныя" неотделимы от гортанного подвыва. Всегда были, есть и будут услужливые разбитные малые, которые водят по заграничным магазинам министерских жен, оплачивая их покупки и прибирая счета.

Но в стабильные времена якубовские остаются там, внизу, как чумазые кочегары, которым запрещено покидать трюм и появляться на палубе, дабы не оскорблять взор господ пассажиров первого класса.

Поэтому, когда в 1990-м Дмитрий Олегович пытался вылезти со своим проектом оценки советского военного имущества в бывшей ГДР (это могло стать для него тем же, чем для Наполеона была битва под Аустерлицем, а для Чубайса - схема приватизации российской госсобственности), президент Горбачев только цыкнул - и уже летевший в Германию самолет с Якубовским развернулся в воздухе чуть ли не "на пятке", чтобы вернуться в Москву.

А в смутное время возможно все. То, что в переломном для страны 1993 году Дмитрия Олеговича вынесло "наверх", в зону публичной политики, означало: на какой-то момент новая российская власть потеряла координацию движений и перестала следить за выражением своего лица. Публично и не единожды "стреляя" из Якубовского компроматом (по Баранникову и Руцкому), таская Якубовского из Канады в Россию и обратно, государство непристойно заголилось.

И не простило этого Дмитрию Олеговичу.

По счетам
Примерно через год после расстрела Белого дома и возвращения Якубовского из-за границы он был арестован по подозрению в краже старинных манускриптов из Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге и приговорен к пятилетнему заключению в колонии общего режима. Тогда мало кто из знающих людей сомневался, что Дмитрия Олеговича, бывшего наперсника всех министров-капиталистов, таким незатейливым способом просто на время изолировали. Но за что его наказали конкретно, опять же не говорит никто.

В одной из своих книг Андрей Караулов "кивает" на могущественнейшего в ту пору Михаила Барсукова: дескать, это была месть за то, что Якубовский чересчур возомнил о себе и обнародовал триллер июля 1993 года.

"Карьере" Караулов заявил: "Дима хотел жить в России, поэтому вынужден был играть с "ними" в их игру". Некоторые источники прямо указывают, что "специалист по компромату" как человек Коржакова стал разменной монетой в ведомственном конфликте главного телохранителя страны с тогдашним МВД.

Многие ждали, что на суде "хранитель тайн" и поверенный в делах наконец заговорит и расскажет все про всех. Этого не случилось. Объяснение такой молчаливости достаточно простое. Дмитрий Олегович, скорее всего, усвоил урок и надеется, выйдя из заключения, вернуться не только к своему юридическому бизнесу, но и к прежним интересным делам.

Но если это и случится, Дмитрию Олеговичу придется смирить темперамент и забыть о публичности.

Или, по крайней мере, дождаться очередного безвременья.

да там банальная история.
Немцы взяли Селигер, вышли к Волге. Это начало зимы 41-42го годов.
С ней вот какая история по рассказу местных - она от имени партизанского отряда ходила по деревням вдоль реки Жукопы по дворам комсомольцев и партийных с целью сбора партийных и комсомольских взносов либо оккупационными деньгами либо продуктами на нужды отряда. Ходила в сопровождении трёх ребят-автоматчиков. Деревенские, как-бы, были недовольны (многие партийные и комсомольские уже призваны были и их родственники влачили жалкое существование в условиях оккупации). Кто-то сдал Лизушку. На её след поставили отрядик из нескольких полицаев и пары немцев-начальников. Уходя от погони, завернули Лиза с "пулемётчиками" на лесничество местного лесника, что на берегу Жукопы и находилось. В доме была только жена лесника, его мать и трое детей мелких. Там Лиза и сказала, что они будут там ночевать. На якобы крики парней, что до лагеря 5 км осталось и идти фигня и никого не подвергнем опасности - она положила. Ночью подошёл отряд загоняющих. На предложение сдаться - игнор с её стороны (а она была старшая), посыл. В итоге лесничество сожгли, её легко раненую взяли в плен, уцелел один ребёнок вроде лесниковский, ребята-автоматчики были убиты (точнее, умерли, когда уже до них добрались полицаи). На том месте стоял в 2009м году ещё сварной обелиск с оградкой на месте дома лесника - дескать, тут и взяли в плен комсомолку-активистку. Повесили её уже потом где-то или в Пено, или в Соблаго - я не помню.
История рассказана на сходе местных году в 83м моему отцу и подтверждена жителями посёлка Жукопа, в 84м я лично слышал её же изложение человеком с прозвищем "Гестапа" - он отсидел 25 после войны за нахождение в рядах тех самых, которые пытались её взять (да, был полицаем), а после отсидки до самой своей смерти в начале 90х - бывшим прекрасным добросовестным начальником остановочного пункта Жукопа и комендантом тамошнего путевого участка. Зарубаться со мной не надо. Просто, если нет , то и хрен с ним. Если да , то я влезу в эту тему, попытаюсь найти правду.
А то как-то нехорошо с именем Чайкиной.

Мы не можем точно знать причины, по которым они остановились в этом доме - может быть, выбились из сил, да и не могли они знать о погоне...
Зою Космодемьянскую теперь тоже начали упрекать, что мол, "дома поджигала", а ведь она должна была выполнять приказ, и в тех домах были немцы (возможно, и местные жители тоже). Она виновата настолько же, как виноваты наши лётчики и артиллеристы, работавшие по оккупированным территориям - бомбы и снаряды не сортируют свои жертвы, война - а как иначе?
Последнее время стало модно мазать грязью героев войны, кому-то это выгодно - уничтожить патриотические чувства, теперь отдать жизнь за Родину и товарищей - смешно и ненужно, "Я" - главная ценность, наслаждайся и получай удовольствия от жизни. Когда личные интересы выше общественных, эта популяция легко может исчезнуть...