Интернет-энциклопедия по электрике

Интернет-энциклопедия по электрике

» » Сексуальное насилие во второй мировой войне на территории украины. Советские женщины в годы великой отечественной войны

Сексуальное насилие во второй мировой войне на территории украины. Советские женщины в годы великой отечественной войны

ППЖ: наложницы или боевые подруги? Женское лицо войны

Наученная твердыми шанкрами Первой мировой, гитлеровская армия с первых же дней войны в Европе развернула сеть солдатских и офицерских борделей. Они разворачивались по всем фронтам с такой же немецкой четкостью, как и медицинские лазареты: 5 пятнадцатиминутных бордель-талонов в месяц за 3 рейсхмарки на служивого.

Кроме того, дополнительные талоны в неограниченном количестве в виде незамысловатых солдатских служебных поощрений: расслабься — zich, zoldaten!

Провайдеры половой связи являлись госслужащими рейха, жили на казарменном положении по строевому уставу при жесточайшем медицинском контроле и приличной зарплате. Четко нормированный рабочий день, гарантированное право на отдых, защиту от издержек профессии в виде половых излишеств. Многие немки служили в борделях просто из патриотизма, за спасибо. 569 борделей… А сколько еще частных заведений!

Сначала блюли арийскую чистоту и использовали только западных европеек, а когда увязли в затяжные действия на советских фронтах, в ход пошли и представительницы-унтерменши, но под более строгим контролем. Кадровый вопрос на восточном фронте у немцев не стоял — многие женщины предпочитали работу в борделе угонам в лагеря или гастарбайтщине, предпочитали нормированную работу за деньги и паек возможности быть просто изнасилованной на улице, без спасибо.
Фото:

Почему я начала с немецких борделей? А потому, что война — это не только пиф-паф. Это обычная жизнь обычных людей из мяса и костей, всего лишь модифицированная под военный режим. И люди остаются людьми. И нет в истории армий, за которыми не плелись бы женские обозы. И те военачальники, которые понимали, что половые потребности воина-мужчины не консервируются, а лишь обостряются в условиях фронтового безрыбья, поступали гуманно по отношению к воюющим людям. И разумно. По отношению к физическому здоровью воина.

Было их около миллиона человек на фронтах . Одной миллионной была моя мама, служившая на бодо лично у маршала Ивана Христофоровича Баграмяна. Рост метр с кепкой, бараний вес, ножка 33 размера — ребенок в свои 19 лет. Жалел он ее до слез. И только высокое родительское покровительство маршала Советского Союза уберегло мою мать от участи ее сослуживиц-связисток — быть разобранными по его-превосходительствам, которые любили домашних птиц. Повезло маме: мой отец лично просил руки моей матери у маршала Баграмяна. А других, наигравшись, отправляли на передовую или в тылы с приплодом. Или дарили адъютантам.

За каждым штабом ездил свой гарем. Там по Сеньке и шапка была, и по мачо сомбреро: кто пожиже чином — тому санитарочка, кто погуще — целый военврач. Это не считая кочующих гаремов поющего персонала командования и высшего комсостава:

Я так высок и должностью и чином,
А ты нежна, проворна и легка.
Так подойди, разгладь мои морщины,
Согрей меня, седого старика…

Рядовой солдат, которому женский пол мог только сниться во сне, ух как ненавидел этих ППЖ — ведь прилюдно все творилось, нагло, не стыдясь:

Когда душа тоскует
И проклинает все в душе,
То много радости приносит
Нам дорогая ППЖ.

Она войдет, блестя очами,
Светлее станет в блиндаже.
Сейчас мы ласковы с тобою,
Успех имеешь ты везде,
Но я, солдат, своей душою
Вас презираю, ППЖ…

Было за что. ППЖ маршала Жукова военфельдшер Захарова получила боевую Красную Звезду за исключительно сексуальные услуги:

Санитарке за п***ду
Дали Красную Звезду,
А ребятам за атаку
Дали х… моржовый
В с***ку.

Маршал Рокоссовский открыто раскармливал свою военфельдшерицу — Галину Таланову. Тоже боевыми наградами не обидел. Что говорить о маршале Крючкове и его алчной супруге, социалистической соловушке Лидии Руслановой — тоже Красной Звездой отметил. Брежневский гарем гремел по всем фронтам: ППЖ медсестра Тамара не была обижена, певичка сочинская Анна получила промоушен в кино и на радио — спела на всю страну «На позицию девушка».
Фото: ru.wikipedia.org

Знали ли в Ставке? Знали. И закрывали хитрые глаза. Но в досье галочку ставили на черный для мачо день. А покуда наградной список на любовниц можно и подписать.

Пускай о нас лепечут глупо люди,
Молва течёт тихонько стороной,
Я прикажу, и преклоняться будут,
Как перед богом, все перед тобой.

И преклонялись. И устраивали свои темные делишки: 123 картины великих мастеров из Дрезденской галереи вывезла в свои покои Лидия Русланова. Даже по зоне она потом щеголяла в шубке и на каблучках! А какие контейнеры с сундуками гросс-германия отправляли ППЖ! А как они зажигали на фронтах!

Сапожки новые и шёлковые платья
Рассеют грусть твою, тревогу и печаль,
Потом представлю я тебя к награде,
И ты наденешь звонкую медаль.

Ты будешь грудь нести перед собою,
Как настоящий фронтовой герой,
А я тихонько эту грудь героя
Буду ласкать своею старческой рукой.

Женщины-фронтовички. Это — дважды героини. Кто не знает, скажу, что женского призыва в Советскую Армию не было. Большинство женщин пошли добровольцами в армию действительно из патриотизма. Некоторые пошли служить за гарантированную пайку. Для деревенской девушки из тьмутаракани армия была просто шансом спасти свою жизнь, рискуя ею.

Фото:

Была на фронте чистая женская и мужская любовь — служили ведь молодые совсем люди, салажата, почти дети. Была страсть неземная. Были ППЖ такие, что становились они и боевыми подругами, и женами. Но была и ненависть законных тыловых жен к фронтовым подстилкам, и презрение простых солдат, и подарки из-рук-в-руки адъютантам. И было бесправье младшей по чину женщины, страх «ссылки» в горячую точку или на расформирование, страх губы, трибунала. Забеременевшей была одна дорога — комиссовка, тыл, лишение аттестата. Для большинства простых санитарочек это иногда означало просто смерть.

В моей семье песню «Я так высок и должностью, и чином» пели с большим чувством. Вообще, знаете ли, раньше пели и за столом, и пели люди просто так — соберутся и поют. Трезвые, ради попеть. Папины и мамины друзья послевоенные, те, кого я хорошо помню, все прошли не одну войну, все — заслуженные, иконостасные. Мое место было, как всегда, за пианино: аккомпанируй и молчи.

А я хорошо помню лица этих людей: задумчиво-загадочные такие. И ведь каждому из них вспоминалась какая-то своя ППЖ, та, что по-симоновски:

Их жалела, как умела,
В недобрый час согрела их
Теплом неласкового тела.

Мужчины, поющие о своей молодости, о быстротечной любви или просто забаве, мужики, вспомнившие теплым словом этих таких разных своих женщин. Может быть, на какой-то момент они стали любезней, ближе и зримей, чем сидящие рядом сытые законные тыловички-генеральши:

Плюнь на всё, не хмурь свои бровёнки
И не таи печали на душе,
Так протяни ко мне свои ручонки,
Моя маленькая ППЖ.

Плюнь на все: что было, то было…

Обновлено 2.07.2018
Статья размещена на сайте 10.08.2012

    Лаура Ли, "...В Советской Армии секса нет! Поэтому гуляет у военных историков размытая цифра (от 110 тысяч до 1.900.000! ) изнасилованных немок (без эстонок, латышек, полячек, гуцулок, бессарабских румынок) воинами-освободителями. Это не мои фантазии, это - статистика .".

    А рядовые жители освобождённых стран помнят о такой, с позволения сказать, статистике?
    У "бандеровцев", "лесных братьев", "польских националистов" разумеется самые правдивые историки.

    Интересно другое - актуализация статьи.
    Канада, США - последнее прибежище именно для военных преступников.
    Именно эти страны, их правительства, всячески пестуют нацистов и их детей-внуков.

    Можно спорить сколько угодно, но суть не меняется - война! Вот что страшно! Те, для кого война становится мамой, создали присказку о том, что война все спишет. Этим, чаще всего, оправдывали творимое зло. Нельзя только списать память людскую. Нельзя хаять, потому что в условиях войны ты может совершить и поступить так, за что осуждаешь. И только потому, чтобы выжить! Берегите мир!

    Очередная попытка обосрать советскую армию. Вы бы, автор, лучше поинтересовались, что в немецких борделях с унтерменшами делали и подобную бы ересь не строчили. Тьфу.

    Все,что написано,правда....Война это война,кому как повезет!
    Мужики воевали,бабы воевали,но по разному.Одни немцев видели только пленных,просидели в тылу,получая пайки,ордена,другие в окопах,по колено в крови,грязи.Бабы тоже по разному:кто то ходил в разведку,спасал раненных,кто то отсасывал в тылу за пайки и ордена!

    Автор правильно подметил на примере двух армий, как одна и та же проблема решалась с запада и с востока.
    У них, фашистов, бездуховный расчет, физиология, материализм, денежные отношения.
    А с нашей стороны - сплошная духовность и мораль. Секса нет, "грязи" нет, один патриотизм и энтузиазм.
    В итоге у них каждый получал свою награду, кто крестом, кто пайком, а кто деньгами. А после войны, когда страна поднялась из разрухи - достойную пенсию.
    А у нас фронтовички получили плевки и презрение от тыловиков. И бывшие фронтовые "друзья" отвернулись, забыли, вернувшись к своим женам. Нет, они конечно помнили, даже фото хранили. Но что с тех фото бывшим санитаркам, связисткам, регулировщицам?
    Грустно. А что поменялось в нашей стране?
    И, не дай бог, случится затяжная война, кто пойдет помогать воевать мужчинам? Ведь они будут верны, пока пули свистят, и она одна рядом. А как наступит мир, всё будет как и тогда, 67 лет назад.

    Оценка статьи: 5

    • Александр Ягольник, не мелите чушь. О какой пенсии нацистам вы говорите?

      Очень хорошая статья, надоели эти приторно пропагандистские штампы о войне, о доблестной красной армии и прочий бред. Правду должны знать все, незачем идеализировать войну и писать только о подвигах.

      Оценка статьи: 5

      Неприятная статья. Обо всем можно написать двояко, у всякой медали две стороны.

      Оценка статьи: 1

      У моего деда была... хм... ППЖ... слово-то какое гадостное! Помню, очень удивилась, когда увидела фронтовую фотографию с отрезанным куском - бабушка в припадке ревности вырезала... Потом уже нашла конверт с фотографиями, там без вырезок... красивая была женщина. Дед мой ее помнил всю жизнь. Она с ним с 43 года до конца войны была. Дед говорил, что она помогла ему выжить и вернуться домой - к жене, к детям. И я думаю, что он говорил чистую правду. Так что я бы на ее могилу не плюнула, я бы ей поклонилась. Может, и меня бы не было, если бы не эта женщина.
      И очень грустно, что вот этого - того, что в статье изложено - в школьных учебниках нет. "Половое воспитание" чуть не с детского сада есть, а этого - нет. А зря.

      Оценка статьи: 5

      • очень грустно, что вот этого - того, что в статье изложено - в школьных учебниках нет.

        София Варган, а это разве не вы написали статью, как будет гнусно, если в учебниках это БУДЕТ?

        • К. Ю. Старохамская, ошибаетесь. Я написала статью о том, что не есть здорово перекашивать и перекрашивать историю. Что, говоря А, нужно сказать и Б, и наоборот.

          Оценка статьи: 5

          Моя мама поступала в 1945 году в Брянское медицинское училище. В тот год девчат-фронтовичек-санитарочек, кто успел дембельнуться, принимали в училище без экзаменов, как сейчас по собеседованию. В 1946 году и дальше прием был на общих основаниях, причем со скрипом. 47-49гг уже было сформировано общественное мнение против этих девчат. Всех поголовно, без разбору, обзывали ППЖО, проводились бесконеччные собрания о моральном облике советской девушки, с многозначительными ухмылками и прочая-прочая гадость. Преподаватели их тихо гнобили.

          Мама дружила с Полей, она была фронтовичка, так главная у них комсомольская активистка, все зудела маме - не дружи с Полей, ты себя роняешь. Каково?

          Много мама рассказывала об этих девчатах, жалела их. никогда не осуждала. И мне всегда говорила -это война, понимать надо, а не судить.

          Оценка статьи: 5

          • Брюханова Ирина, моя мама сразу после войны наверстывала в учебе упущенное в войну время и в конце 40х (48? 49?) поступила в один из Ленинградских "МЕДов". В вечерней школе среди "просто отставших в обучении" были несколько фронтовичек. Две из них вошли в стихийно создавшуюся компанию, куда входила и моя мама (она не воевала, отстала сначала из-за блокады, потом из-за эвакуации). Со всей своей компанией они перезванивыались до ее смерти. С четырьмя бывшими одноклассницами она была особенно близка, из них две были фронтовичками. С ними мы дружили семьями до смерти моих родителей, а сейчас я с одной из наиболее близких ее подруг, фронтовичкой(из их компании 40х годов она одна жива), уже я поддерживаю связь - заехать привезти, скажем, арбуз-дыню (уборку-стирку-привоз продовольствия ей внуки-внучки-дети делают), поздравить с днем рождения, просто позвонить поздравить на какой праздник.
            И НИКОГДА ДО ЭТОЙ СТАТЬИ, А ТОЧНЕЕ ДО ЭТОГО СТРАННОГО ОБСУЖДЕНИЯ Я НЕ ЗАДАВАЛСЯ ВОПРОСАМИ ППЖ.

            Оценка статьи: 3

            • Игорь Вадимов,

              Согласна с Вами,обсуждение странное.

              Статья мне очень понравилась, во многом перекликается с рассказами-воспоминаниями моей мамы. Как будто я в детство окунулась и услышала дорогой голос.

              А вот комменты некоторые, лучше бы и не читала. Вызывают недоумение и грусть.

              А с Полей-то мама переписывалась тоже очень долго. Поля рановато умерла, но замуж выйти успела и двое ребятишек было у нее. И всегда она об этом мечтала, так и говорила маме - раз уж я выжила, хочу жить и жить как все.

              Память им вечная, поклон - женщинам войны.

              Оценка статьи: 5

              • Брюханова Ирина, если уж говорить в более обобщенном ракурсе, то отношение к женщинам, находящимся в малочисленном составе внутри мужских коллективов со стороны женщин, лишенных этих коллективов или не имеющим широты выбора,(да и обабившехся мужчин), то оно всегда однозначное и на вторую букву русского алфавита. Это касалось и фронтовичек, и морячек дальнего плавания, и вольнонаемных в горячих точках, и редких женщин в экспедициях. (Вот тут очень уместно вспомнить ту же Гадюку). И тому немало послужили обесцененные высокие боевые награды высокопоставленным сожительницам, разные послабления и льготы другим категориям женщин в мирное время. Причем, такое же отношение распространялось и на женщин на оккупированных территориях. Я хорошо еще помню советские анкеты с хитрым вопросиком об оккупированных территориях. Это очень характерно для обывательского менталитета тоталитарных стран. На западе первая блеснувшая мысль будет - героиня! В СССР - голый алфавит. С этим сталкивались после войны многие фронтовички, сегодня сталкиваются женщины, плавающие на судах, вольнонаемные в частях, работающие в длительных командировках на точках. Вообще, так скажем, женщина - очень незащищенное создание в этом плане по сравнению с мужчиной. В вопросах чести мы совершенно не равноправны: что для мужчины честь, для женщины иногда просто позор.

                • На западе первая блеснувшая мысль будет - героиня! В СССР - голый алфавит.

                  Ну, не надо ненадо

                  И маркитантки, и пышки
                  исторгли немало слез из советских женщин
                  да и мужчины сурово сочувствовали дамам которых судьба
                  столкнула с трудностями и гадостностью даже и героического бытия.

                  Ну разве что совсем уж маргиналы позлословят да попохабствуют
                  а менталитет в СССР был не слабже чем в нынешней России
                  возможно, чиста благодаря начитанности всех практически слоев, чем ныне мы похвастать отнюдь не можем.

                  Вообще, так скажем, женщина - очень незащищенное создание в этом плане по сравнению с мужчиной. В вопросах чести мы совершенно не равноправны: что для мужчины честь, для женщины иногда просто позор.

                  Здесь безоговорочно соглашусь.

                  Однако, с учетом что все мужское = расходный материал матери-природы,
                  не числю несправедливостью.

                  Оценка статьи: 5

                  • Сергей В. Воробьев, все равно не могу себе представить американскую солдатку, которая хлесталась бы после вьетнамской войны сколько вьетнамцев она перефакала! А у нас в армии даже (тут очень специфический армейский язык создался - воины наши все говорят сокращениями - вот, надо будет статью об армейском языке черкнуть! - забуду ведь...) вьетнамочек провали LFM (Little Fucking machine). Вот то, что я знаю от ребят, воевавших во Вьетнаме: при каждой части немедленно образовывался добровольный бордель из местных девушек. Официально на довольствие их не ставили, но котловое подкармливание охотно обеспечивали, снабжали лекарствами, выдавали противозачаточные. Потому как представь себе картинку - у вражины-вьетнамки рождается ребенок от солдата США и по закону он уже является гражданином США! От вполне достоверных людей знаю, что о девушках очень "заботились" в этом плане. И все равно вьетнамочки умудрились нарожать кучу граждан США, которые потом последовали с матерями вместе в страну проживания папаши. Сейчас уже внуки этих "детей любви" образуют у нас огромную вьетнамскую общину, вполне ассимилировались и очень продуктивно платят налоги. Знаю лично многих польских детей любви, которые после войны переехали в ФРГ. Зато не знаю ни одного фестивального ребенка любви из СССР, которому бы позволили выбрать страну проживания отца. (Забуду, торкни меня со статьей об армейском языке, ок?)

                    • не знаю ни одного фестивального ребенка любви из СССР, которому бы позволили выбрать страну проживания отца.

                      Примеров масса.

                      Немцы в моем городе
                      в куче наспунктов моей области
                      и особенно массово к Казахстане
                      пленные немцы оставили весьма весомый приплод в СССР.

                      Эз этой массы ныне многие эмигрировали, немало осталось, а неопределившиеся так и кочуют гермашка/раша/прочиестраны.

                      Множество немцев не знают немецкого даже со словарем поскольку в школе учили английский.

                      Вобщем, за 37-й и 53-й говорить не стану,
                      а в 70-х открытие что твой новый школьный приятель немец
                      вызывало не панику, а любопытство - чем некоторые немчурята, а особенно немчурки, беззастенчиво пользовались
                      )))

                      Зы
                      нивапрос, торкну
                      и откаментю мало не покажется.

                      Оценка статьи: 5

                      • Аминь.
                        Всем воевавшим - поклон и вечная память.

                        Оценка статьи: 3

                        Про изнасилованных немок - из статьи "Секс-освобождение: "Эротические мифы Второй Мировой" с сайта svpressa.ru

                        Так что вполне неудивительно, что истории про два миллиона изнасилованных немок иллюстрируются геббельсовскими фотографиями из Неммерсдорфа, см. наш фоторепортаж к статье - там эти фотографии тоже есть. Просто больше, собственно, иллюстрировать нечем - если реальные зверства фашистов в оккупированных странах подтверждаются бесконечным количеством фотографий, документов, свидетельств, то истории про «азиатские орды насильников» подтвердить особо нечем - кроме вот эти пропагандистских фотографий из ведомства Геббельса и оценок двух главных берлинских госпиталей.
                        Если в двух словах, то есть документ из одной детской клиники в Берлине, по которому отцами 12 из 237 рожденных в 1945 г. и 20 из 567 рожденных в 1946 г. детей, были русские.

                        А потом с этими цифрами (5% = 12/237 и 3,5% = 20/567) проделываются всякие манипуляции - если взять 5% от всех рожденных в эти годы (и плюс считать, что все эти дети появились в результате изнасилований) - то получаем, что из 23124 новорожденных в Берлине в 45-46 гг. - 5% - 1156 русские. Потом еще умножаем на 10 (допустим, что примерно 90% забеременевших после изнасилования немок делали аборты). Потом еще умножаем на пять (допустим, что беременели примерно 20% изнасилованных) - вот и получаем 60 тыс, т.е. 10% от 600 тыс. женщин детородного возраста, которые были в Берлине.

                        Плюс еще надо учесть, что бесчисленным изнасилованиям подверглись все женщины от 10 до 70 лет (см. выше - у д-ра Геббельса), таких еще 800 тысяч (младше 18 / старше 45), если из них насиловали тоже 10% - прибавим их к тем 60 тыс, то и получаем, что хотели: больше 100 тыс изнасилованных только в Берлине. Потом экстраполируем на всю страну - и вот - 2 миллиона!

                        Т.е. эта цифра получается из 12 младенцев одной берлинской больницы, простым умножением и делением. Надо заметить, что даже по этому документу (см. скан) - 12 и 20 русских детей - это 7+5 и 16+4, т.е. у 7 и 16 новорожденных написано отец - русский, и только у 5 и 4 - русский/изнасилование, т.е. реально есть в наличии (один) документ про девять изнасилованных немок, точнее про немок, которые в роддоме указали - русский/изнасилование. И вот из этого документа и получились два миллиона и «азиатские орды»/"
                        Из статьи историка Игоря Петрова:
                        "Критика оценки.
                        I. Расчет основан на данных одной и только одной больницы. Нельзя не заметить, что в основе итогового результата в десятки тысяч жертв лежат в буквальном смысле слова единичные случаи. Насколько неустойчив расчет можно увидеть на простом примере. Добавим к «официально» рожденным в 1945 г. «русским детям» еще девятерых из графы «спорные случаи». Тогда «русских детей» станет 22 из 237 (9%), а общее количество жертв на основании расчета, аналогичного приведенному выше, увеличится со 110 до 198 тысяч.

                        II. В табл. 1 графы «отец: русский» и «отец: русский/изнасилование» разведены. Тем не менее Б.Йор в своих подсчетах использует сумму обеих граф (особенно показателен здесь 1946 год: 16 в первой графе и 4 во второй). Правомочность суммирования вызывает сомнения3. По букве больничных записей «русскими детьми», рожденными в результате изнасилований, являлись лишь 9 из 804 (1,1%). Если взять в качестве основы это число, то количество жертв сократится со 110 до 24 тысяч.
                        Если же суммировать без оглядки, как это делает Б.Йор, то применяя данные той же таблицы 1 к союзникам, можно столь же легко обвинить американцев, англичан и французов в изнасиловании только в 1945 г. в Берлине около 50 тысяч женщин (5+1+1+4+2 к 567 дает 2,2%, далее по аналогии с расчетом выше).

                        III Предположение, что 90% забеременевших после изнасилования женщин делали аборт, не подтверждается никакими аргументами кроме свидетельств очевидцев о массовости абортов. Почему массовость считается равной 90%, автор не объясняет. Между тем из табл. 2 следует, что в больнице Шарите аборт сделали 40 женщин из 118, т.е. не 90%, а 34%. Меняя в расчете лишь этот коэффициент, мы получаем вместо 110 тысяч 16 тысяч жертв.

                        IV Не вызывает сомнений, что пик изнасилований в Берлине пришелся на апрель-май 1945 г. Следовало бы ожидать пика рождаемости «русских детей» в январе-феврале 1946 г. Тем не менее в клинике «Императрица Августа Виктория» в 1945 г. родился больший процент «русских детей», чем в 1946 г. Как вообще «русские дети» могли рождаться в сентябре-октябре? Если, к примеру, это дети беженцев, то они не имеют отношения к берлинской статистике.
                        Не менее странно, что Б.Йор в п.1 расчета учитывает детей, родившихся до августа 1946 г., а в таблице 1 приводит данные за весь 1946 г.

                        V Логика математического действия, проделанного в п.5 расчета (известная, как «русские солдаты насиловали всех немок в возрасте от 8 до 80»), на мой взгляд, лежит за гранью добра и зла, и уж точно за гранью беспристрастного статистического исследования.

                        Из вышеизложенного очевидно, что использовать расчет Барбары Йор в качестве достоверной статистической оценки не слишком уместно. Подобного рода «арифметика» создает неограниченный простор для манипуляций. Меняя весьма произвольно подобранные коэффициенты, можно варьировать итоговое «количество жертв» в диапазоне от пары тысяч до нескольких сотен. Такая числовая эквилибристика ничуть не подчеркивает «историческую важность» проблемы, а скорее наоборот провоцирует снисходительно-насмешливое отношение к ней."

                        • Татьяна Черных, Вы делаете выводы на основании одной-единственной статьи? В Германии опубликованы десятки книг на обсуждаемую тему, а в Германии пропаганда нацизма - подсудное дело, тут могут посадить за тату со свастикой...
                          Конечно, невозможно сколько-нибудь точно установить количество изнасилованных женщин: ведь тут можно опираться почти исключительно на устные свидетельства, и действительно остаётся простор для манипуляций - от миллионов (что явно преувеличено) до пары-другой тысяч (что столь же явно преуменьшено). Тем не менее, утверждать, что случаи изнасилования немецких женщин были единичными, никак нельзя...

                          Оценка статьи: 5

                          • Евгения Комарова, я не утверждаю, что случаи были единичными, но и 2 миллиона - цифра все-таки нереальная. В России тоже эту тему обсуждают, написано много статей, поскольку каждое 9 мая всплывает "сказ о двух миллионах немок". Очень модно сейчас стало очернять русских солдат и обелять фашистов. Детский концлагерь Саласпилс уже считается чуть ли не санаторием, бывшие эсэсовцы в Прибалтике выходят на парады.

                            • Татьяна Черных, я не в курсе российской "моды", а в Европе сейчас "мода" на историческую правду, пусть даже и не всегда лицеприятную. Не все немецкие солдаты были зверями и не все советские - ангелами, вот и всё...
                              Не знаю, опять же, как в Прибалтике, но в Германии школьные классы в обязательном порядке возят в лагеря уничтожения, показывают крематории, газовые камеры, бараки, горы волос и обуви в музеях и рассказывают о зверствах нацистов. Рассказывают ли в России о том, что советские солдаты, увы, не только раздавали хлеб голодным немецким детишкам? Многие ли в России знают о страданиях восточнопрусских, судетских, силезских немецких беженцев и изгнанников? Это ведь тоже были женщины и дети...

                              Оценка статьи: 5

                              • Евгения Комарова, блажен, кто верует в объективность европейских историков. В России, кстати, не в лесу живут и пню-богу молятся. У нас издаются целые серии мемуаров немецких военных о второй мировой, также переведена на русский язык и книга, в которой озвучена эта цифра в 2 миллиона (Бивор "Берлин. Падение 1945"). Так что при желании много с чем можно ознакомиться.
                                По поводу школьной программы - почему бы не покаяться в учебниках французам, американцам, британцам?

                                В последнее время в нашей прессе любят муссировать тему, что изнасилований в зоне оккупации наших союзников было на порядок меньше. Мол, у них и бордели были, и культура сексуального общения выше. Не будем далеко ходить за примерами. За первый день пребывания французских войск в Штутгарте было зарегистрировано 1198 случаев изнасилований немецких женщин. Распущенность французов была настолько невообразимой, что дело о сексуальном насилии над немками пришлось разбирать в сенате США. Сенатор Джеймс Эстланд, избранный от штата Миссури, в июне 1945 года докладывал о неслыханном преступлении, совершенном сенегальскими солдатами, входившими с туземные части французской армии. Туземцы в течение пяти дней насиловали несколько сотен женщин, загнанных в штутгартскую подземку. В то время французская сторона обвинила сенатора во лжи, мотивируя это тем, что в Штутгарте не было никакого метро, а сам докладчик был расистом. Можно было, конечно, согласиться с этой версией, если не принимать во внимание три факта. Во-первых, в Штутгарте тогда, действительно, не было метро. Но зато была подземная стоянка трамваев, которая со временем превратилась в автотоннель. Во-вторых, в те дни в полиции оказалось несколько заявлений об убийствах женщин, совершаемых людьми в чалмах. В то время такой головной убор могли носить только французские туземцы. И наконец, в-третьих, много лет спустя после окончания войны стали известны подробности взятия союзническими войсками итальянского города Монте Кассино. В составе союзников находились марокканские войска. Марокканцы были посредственными солдатами, зато им не было равных в убийствах пленных после завершения сражений. Они также отличились по части изнасилования гражданского населения. В ту ночь, после завершения битвы за Монте Кассино и организованного отхода немцев, дивизия марокканских солдат – 12 000 марокканцев – снялись со своего лагеря и, как саранча, опустились на группу горных сел в окрестностях Монте Кассино. Они изнасиловали в этих сёлах всех женщин и девочек, которых им удалось найти, – их число оценивается в 3000 женщин, в возрасте от 11 до 86 лет. Они убили 800 мужчин-сельчан, пытавшихся защитить своих женщин. Некоторых женщин они насиловали до такой степени, что несколько сотен из них от этого погибли. Марокканские солдаты отбирали самых красивых девушек для группового изнасилования, и длинные очереди темнокожих марокканцев выстраивались перед каждой из них в ожидании своей очереди, в то время как другие марокканцы держали жертвы. Двух сестёр, 15 и 18 лет, насиловали свыше 200 марокканцев каждую. Одна из них скончалась от этих изнасилований. Другая провела последние 53 года в психической клинике. Марокканцы насиловали в сёлах и юношей.

                                Сейчас немецкая сторона, придерживаясь нелепой политкорректности, не акцентирует внимание на этих фактах. Как же! Обличение туземных частей в массовых сексуальных преступлениях и расправах с немецкими и итальянскими женщинами, перед которыми меркнут некоторые зверства гитлеровцев, попахивает расизмом. Куда лучше приписывать все эксцессы русским. Те по привычке не только поверят в свою исключительную жестокость, но еще и извинятся. Вполне возможно, эта глава не появилась бы на свет, если бы не многочисленные публикации в «желтой прессе», где в приступе национального мазохизма, помноженном на изуверскую гордость, констатируется, что в советской зоне оккупации изнасилований было чуть ли не на порядок больше, чем у союзников. Непростительное отношение к своей истории. Никто не отрицает эксцессов, вызванных войной. Но это еще не позволяет издеваться над нашим прошлым. Если размах насилия, творимого красноармейцами, был настолько велик, то почему в сенате США предполагалось слушание о туземных частях французской армии?


                                В оправдание русских солдат могу сказать, что они ступили в Германию после тяжелейшей многолетней войны, которая коснулась практически каждую семью. У них были убиты жены, дети, поломана психика. А фрицы издевались над нашими женщинами и детьми, когда их фрау и киндеры сидели в полной безопасности. И по поводу этих беженцев - не эти ли мирные крестьяне разбирали как скотину рабочую угнанных в Германию белорусских и украинских детей? И почему после всего этого мы должны, вконец перепутав берега, впадать в какой-то мазохизм и навязывать детям чувство вины, за изнасилования, которые, в отличие от документально подтвержденных масштабных зверств немцев, не носили массового характера?
                                • Татьяна Черных, столь же блажен тот, кто верует в объективность историков российских, особенно нынешних, превращающих по заказу "сверху" Великую Отечественную в Великую Российскую войну. Так же, как во французской армии были сенегальцы и марроканцы, в советской были кавказцы, жители Средней Азии...Их, кстати, гражданские немцы боялись куда больше русских (украинцев, белорусов, евреев...) - то есть тех, кто действительно имел основания мстить за уничтоженных родных и близких и разорённые города и сёла. Если уж для Вас сенегальцы - французы, то тогда и чеченцы или казахи - русские? В таком случае, немку - соседку моей мамы (она родом из Тюрингии, входившей в советскую зону оккупации) изнасиловали русские (хотя она и говорит, что это были раскосые азиаты).
                                  Ни одному нормальному человеку не может прийти в голову оправдывать зверства нацистов, но ведь женщины и дети за мужей и отцов не отвечают? Может быть, Вы полагаете, что советские бойцы имели моральное право мстить не только армии, СС и гестапо, но и женщинам с детьми? Или для Вас горе десятков тысяч попросту не стоит упоминания рядом с горем десятков миллионов? Эти десятки тысяч в Ваших глазах не являются людьми? А вот наши матери и бабушки считали иначе...Они по традиции русского милосердия к поверженному врагу подкармливали немецких военнопленных...
                                  Речь идёт не о воспитании чувства вины в российских детях, а о понимании ими того, что война - грязное и кровавое дело, и преступления в ней, увы, совершали не только нацисты...

                                  Оценка статьи: 5

                                  • Евгения Комарова, давайте я еще раз проясню свою позицию, чтобы не было непонимания. Я нигде не писала, что русские солдаты имели моральное право мстить гражданскому населению. Просто указала, что в такой ситуации неудивительно, что у кого-то из солдат сорвало крышу. Советское руководство предпринимало беспрецедентные меры, чтобы предотвратить насилие над мирным населением. Это подтверждается множеством документов, в т.ч. официальными приказами о расстреле за насилие.
                                    Я высказалась по данной статье, т.к. считаю свои дополнения важными: приложила интересные документы о том, как женщины попадали в эти бордели (под угрозой голодной смерти и расстрела), что "культурные" фрицы просто расстреливали женщин с вензаболеваниями,а также привела пример многочисленных фактов зверских садистских изнасилований (это в ответ на ваше "солдаты Вермахта насиловали редко". Т.е. я считаю, что в статье муссируется миф о 2 млн. изнасилованных немках, зато о страданиях советских женщин, над которыми немцы глумились и эксплуатировали их несколько лет, не сказано ни слова.
                                    Также я дополнила, что нет существенных доказательств того, что изнасилования со стороны русских носили столь масштабный характер, как сейчас пытается представить западная пропаганда.
                                    Персонально еще вас как для жительницы Германии указываю, что нигде я не писала, что немцы были поголовно изуверами или русские солдаты имели право мстить. Изнасилование- военное преступление и в советской армии, в отличие от немецкой, за это наказывали расстрелом.

                                    • Эротические мифы Второй Мировой

                                      Да ладно че там.. яснопонятно
                                      что насиловали и немок, и русских,
                                      и мужеложство процветает во всех армиях,
                                      и вообще у войны неженское лицо.

                                      Оценка статьи: 5

                                      • Сергей В. Воробьев, любой человек здравомыслящий это понимает, но в статье написано, что гитлеровцы удовлетворяли свои потребности в борделях, а дикие орды славян (как по Гебельсу) насиловали немок. Т.е. про зверства немцев в отношении советских женщин не сказано ничего. Эта тема также замалчивалась и у нас. Из статьи военного историка Наиля Шаяхметова (примеры публикаций военного времени).

                                        Есть ещё одна совершенно малоизвестная страница времен прошедшей войны, о которой в советские времена говорили и писали очень неохотно.

                                        Здесь речь идет о сексуальном насилии над советскими женщинами со стороны солдат противника.

                                        Партизанская разведка Северо-Западного фронта в середине 1942 года сообщала в штаб партизанского движения: «Многие женщины, ограбленные немцами и имеющие детей, вынуждены из-за куска хлеба сожительствовать с немецкими солдатами. Так, например г-ка Шура, жительница г. ДНО (Ленинградская область – Н.Ш.); 25 лет, имеет 2-х детей, муж в Красной Армии, сожительствует с немецкими солдатами, в частности с каптенармусом (заведующий вещевым складом – Н.Ш.) – из-за куска хлеба.

                                        Если русская женщина, работающая у немцев в лазарете или санчасти, не соглашается сожительствовать с немецкими солдатами или офицерами, то её выгонят вон из этого учреждения. Такой факт был с гражданкой Валентиной…

                                        В г. ДНО немецкие власти открыли публичный дом, в котором находятся 17 русских женщин в возрасте 20-35 лет. Рядом с публичным домом организован ресторан для немецких офицеров.

                                        Женщин, заболевших венерическими болезнями, не лечат – расстреливают. Хозяином публичного дома является немецкий фельдфебель (старшина – Н. Ш.)…

                                        Женщины, находящиеся в публичном доме, обязаны проходить врачебный осмотр, где медицинские работники, производящие осмотр, издеваются над русскими женщинами» (ф. СевЗапфр., оп.1351, д.913, л.л.58-86).

                                        «Неисчислимыми страданиями и бедствиями отмечено хозяйничанье немцев в оккупированных районах Ленинградской области…

                                        Голод, самый страшный и ужасный, царит в городах. Люди умирают на улицах. Жители Луги выходят за город и откапывают трупы животных, павших от ящура. На этой почве начались массовые заболевания. В городе ДНО фабрика-кухня отпускала 10 тысяч обедов в день, кроме того, было 4 столовых, 3 ресторана. Сейчас существует только один буфет. На нём надпись: «Буфет только для немцев». Когда голодные дновские женщины пошли к коменданту, он сказал:

                                        Хотите есть, идите в дома терпимости…

                                        Что-что, а публичные дома немцы открывали чуть не в каждом городе. В этом сказалась немецкая «культура». В Пскове даже два публичных дома. Зато закрыты больницы, амбулатории. В городах свирепствует тиф, всевозможные эпидемические заболевания». (научная библиотека ЦАМО РФ: Ленинградский институт истории ВКП(б). Ленинград в Великой Отечественной войне Советского Союза. Ленинград, 1944 год, стр.376).

                                        В акте о чудовищных преступлениях фашистских разбойников в рабочем поселке № 3 Синявского сельсовета Ленинградской области от 20 февраля 1943 года отмечено:

                                        «…Двуногие звери насильно увезли в Ригу в дом терпимости девушек поселка. Об этом рассказывает дневник русской девушки…» (Там же, стр. 385).

                                        В ноте НКИД СССР о повсеместных грабежах населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях от 6 января 1942 года приведено множество примеров изнасилования и убийств советских женщин, в том числе отмечено, что «В городе Смоленске германское командование открыло для офицеров в одной из гостиниц публичный дом, в который загонялись сотни девушек и женщин; их тащили за руки, за волосы, безжалостно волокли по мостовой».

                                        Лидия Осипова, проживавшая в этот момент в г. Павловске Ленинградской области, сотрудничала вместе со своим мужем с немецкими оккупантами. 1 июля 1942 года она записала в своем дневнике: «…в комендатуре есть… ефрейтор, который лично порет провинившихся девушек…имеется одно «культурное» учреждение. Публичный дом для немецких солдат. Обслуживают его русские девушки по назначению коменданта…благоустроенный публичный дом…Здесь же заведует этим домом одна вполне приличная русская женщина. И не только заведует, но и благодарит Бога за такую «работу». И она сыта, и семья её сыта…».

                                        Почему-то пособник фашистов, рассуждая о «приличной русской» заведующей, ничего не пишет о «русских девушках», которых насильно загнали в публичный дом.

                                        Немецкие оккупанты, подчистую грабя население, лишали его всего жизненно необходимого, в том числе продовольствия, а затем, используя голод как инструмент безотказного воздействия на женщин, особенно имевших на иждивении детей и престарелых членов семьи, принуждали их из-за куска хлеба к сожительству или к работе в немецких публичных домах.

                                        В данном случае действия немецких захватчиков по отношению к советским женщинам являются насильственными, грубо попирающими нормы международного права. Но даже в ходе Нюрнбергского процесса указанный вопрос отдельно не поднимался и не рассматривался. Здесь, кажется, все понятно: фашисты есть фашисты и от них другого трудно было ожидать иного.

                                        В настоящее время в отношениях между США, Японией, Китаем и другими странами Юго-Восточной Азии на правительственном уровне рассматривается вопрос о сексуальном насилии над женщинами на территории оккупированных стран в годы Второй мировой войны. Уже появились факты материального возмещения морального ущерба секс-рабыням.

                                        Наши депутаты Госдумы Федерального Собрания РФ данный вопрос игнорируют, видимо не желая осложнений с «другом Шредером». В тоже время поднимать его необходимо, так как женщин упомянутых категорий вскоре не останется в живых и вопрос исчезнет сам по себе.

                                        • продолжение - фрагмент из книги А. Васильченко "Сексуальный миф Третьего Рейха"

                                          На Нюрнбергском процессе немецкая армия была обвинена в многочисленных преступлениях, совершенных в СССР, в том числе и массовых изнасилованиях. Но свидетели, участники и пострадавшие неохотно распространялись об этих зверствах. В Германии до сих пор не принято говорить, что сексуальное насилие над женщинами было одним из аспектов ведения боевых действий. По выражению одного из историков, немцы предприняли «психическую и культурную блокаду» в этом вопросе.

                                          Однако в ходе «тотальной войны» уничтожаться должен был не только военный потенциал противника, но и его моральный дух. Для этого все средства были хороши. Изнасилования женщин разрешались как само собой разумеющиеся действия. Немецким солдатам внушали, что «в борьбе для достижения успеха любые средства хороши и необходимы». В ноте 6 января 1942 года Народный комиссар иностранных дел В.М. Молотовым говорил: «Нет предела народному гневу и возмущению, которые вызывают во всем советском населении и в Красной Армии бесчисленные факты подлых насилий, гнусного глумления над женской честью». Это только официальная реакция. Но до нас дошли многочисленные свидетельства, на которые сейчас в Германии предпочитают закрывать глаза.

                                          Советские обвинители на Нюрнбергском трибунале в 1946 году представили многочисленные доказательства сексуальных преступлений, совершенных оккупантами на территории СССР. Ужасающие примеры. «В селе Семеновское Калининской области немцы изнасиловали двадцатипятилетнюю Ольгу Тихонову, жену красноармейца, мать троих детей, находившуюся в последней стадии беременности, причем шпагатом связали ей руки. После изнасилования немцы перерезали ей горло, прокололи обе груди и садистски высверлили их.
                                          Освобожденная в начале сентября нашими войсками деревня Басманово Глинковского района Смоленской области после хозяйничанья немцев представляла собой сплошное пепелище. В первый же день фашистские изверги выгнали в поле более 200 школьников и школьниц, приехавших в деревню на уборку урожая, окружили их и зверски перестреляли. Большую группу школьниц они вывезли в свой тыл «для господ офицеров».

                                          В украинском селе Бородаевка Днепропетровской области фашисты изнасиловали поголовно всех женщин и девушек. В деревне Березовка Смоленской области пьяные немецкие солдаты изнасиловали и увезли с собой всех женщин и девушек в возрасте от 16 до 30 лет. Повсеместно озверевшие немецкие бандиты врываются в дома, насилуют женщин, девушек на глазах у их родных и их детей, глумятся над изнасилованными и зверски тут же расправляются со своими жертвами. В городе Львове 32 работницы львовской швейной фабрики были изнасилованы и затем убиты германскими штурмовиками. Пьяные немецкие солдаты затаскивали львовских девушек и молодых женщин в парк Костюшко и зверски насиловали их. Старика-священника В. Л. Помазнева, который с крестом в руках пытался предотвратить насилие над девушками, фашисты избили, сорвали с него рясу, спалили бороду и закололи штыком. В Белоруссии, возле города Борисова, в руки гитлеровцев попали 75 женщин и девушек, бежавших при приближении немецких войск. Немцы изнасиловали, затем зверски убили 36 женщин и девушек. Шестнадцатилетнюю девушку Л. И. Мельчукову по приказу немецкого офицера Гуммера солдаты увели в лес, где изнасиловали. Спустя некоторое время другие женщины, также отведенные в лес, увидели, что около деревьев стоят доски, а к доскам штыками приколота умирающая Мельчукова, у которой немцы на глазах других женщин, в частности В. И. Альперенко и В. М. Березниковой, отрезали груди.

                                          В городе Тихвине Ленинградской области пятнадцатилетняя М. Молодецкая, будучи ранена осколком, была привезена в госпиталь (бывший монастырь), где находились раненые немецкие солдаты. Несмотря на ранение, Колодецкая была изнасилована группой немецких солдат, что явилось причиной ее смерти».

                                          Уничтожение оккупантами населения русских, польских и чешских территорий шло в два этапа. Убийство еврейского населения следовало за первым туром грабежа и насилия. Вначале расправлялись с евреями. София Глюшкина вспоминала о немецком терроре: «Следующей ночью в 2 часа они снова постучались в дверь. Вошел комендант и направился к жене недавно казненного еврея. После ужасной кончины своего супруга она не переставала рыдать. Плакали также ее трое детей. Их вывели. Мы думали, что их убьют. Но немцы оказались еще большими изуверами. Их сначала изнасиловали внизу во дворе».

                                          Многочисленные свидетельства говорят о том, что расовые принципы «коричневой империи» не удерживали солдат от изнасилования женщин «низших рас». Заседание судейской коллегии СС в 1943 году пришло к выводу, что в соответствии с нюрнбергскими расовыми законами наказанию должен был подвергнуться каждый второй эсэсовский чин. Для Ваффен-СС нарушение этих законов каралось смертной казнью, о чем говорилось в многочисленных директивах Генриха Гиммлера. Тем не менее эти распоряжения не выполнялись. Комендант эсэсовцев, базировавшихся в Латвии, заявлял, что для них эти приказы не имели силы.

                                          Если дело и доходило до суда, то наказания для эсэсовцев и немецких солдат были смехотворными. Так, например, после изнасилования 70-летней русской старухи и ее дочерей наказание девяти эсэсовцев заключалась лишь в переводе в другую воинскую часть. В другом случае трое немецких военнослужащих после изнасилования русской девушки были всего лишь понижены в звании.

                                          На Западе за подобные преступления офицеры и солдаты несли куда более строгое наказание. За примерами далеко ходить не стоит. За изнасилование француженки один немецкий офицер был приговорен к пяти годам концентрационного лагеря.

                                          Безнаказанность немецких солдат и эсэсовцев только потворствовала сексуальному насилию. В Польше немецкие оккупанты каждую ночь предпринимали вылазки в еврейские гетто. Не стеснялись они и днем. Они заставляли раздеваться попавшихся женщин и девушек, приказывая им лечь на землю. После этого наиболее привлекательные насиловались самым грязным образом.

                                          Еврейский гинеколог в Варшавском гетто свидетельствовал следующее: «Массовые изнасилования происходили в стекольном магазине на улице Свитокер. Немцы прямо на улице хватали самых красивых и здоровых девушек, заставляя их упаковывать в магазине зеркала. Когда девушки завершали работу, их насиловали». На улице Франциска в Варшавском гетто немецкие офицеры взяли в заложницы сорок еврейский женщин. Их затащили в один из домов, заставили напиться и танцевать голыми, после чего их изнасиловали.

                                          На фоне этих преступлений вопрос: возможно ли вообще, чтобы имелись добровольные сексуальные контакты между немецкими солдатами и гражданским населением? – кажется циничным.

                                          Настоящие любовные связи в преобладающем большинстве были просто невозможны. Если принимать во внимание идеологию СС и вермахта, то действия оккупантов вылились в отвратительнейший коктейль и военного насилия, презрения к женщинам и расизма. Так как на Восточном фронте шли постоянные бои и военные части надолго не задерживались в одном месте, не могло быть и речи о возникновении подобия мирной жизни, которое мы могли наблюдать на Западе. Немногие добровольные сексуальные контакты, которые все-таки имелись, предпочитали не афишировать. Сами немецкие солдаты опасались строжайших наказаний за «братание с представителями низших рас». Сами женщины тоже не собирались распространяться о подобных связях, так как в конце войны и на Востоке, и на Западе они могли подвергнуться суровым репрессиям со стороны своих же соотечественников. Многие наши сограждане, пригнанные в годы войны на принудительные работы в Германию, после 1945 года оказались в сталинских лагерях. Они воспринимались как политически неблагонадежные люди, так как имели контакты с немцами. Принудительность выселения, как правило, не бралась в расчет

                                          Чувства стыда и страха перед политическими репрессиями заставили на десятилетия замолчать женщин Восточной Европы. И до сих пор у нас не принято говорить о добровольном сожительстве с немецкими солдатами. Как ни парадоксально, но в отличие от западных стран у нас до сих пор не имеется ни одного научного исследования по данной тематике, по этой проблеме не ведутся общественные дискуссии. Единственным источником, проливающим свет на сексуальные преступления оккупантов, являются документы, представленные советскими обвинителями на Нюрнбергском трибунале. Но все это можно объяснить – никто не заинтересован вытаскивать на белый свет грязное белье, и уж тем более никто не жаждал вновь возвращаться к болезненным воспоминаниям. О подобных связях пытались забыть сразу же после окончания войны. Приведу шокирующий пример. Прижитого в годы войны «немчонка» женщины далеко не всегда оставляли в живых. Известны случаи, когда мать собственноручно убивала младенца, потому что он «сын врага». В одном из партизанских воспоминаний описан подобный случай. За три года, пока в деревне «столовались» немцы, русская женщина прижила от них троих детей. В первый же день после прихода советских войск она вынесла свое потомство на дорогу, положила рядком и с криком: «Смерть немецким оккупантам!» разбила всем головы булыжником…

                                          Отсутствие обсуждения по этой тематике в России привело к тому, что в Германии до сих отказываются признать свою ответственность за сексуальное насилие, которое творили немецкие солдаты на территории СССР. Видимо, эта щекотливая тема ждет своего часа, когда уйдут из жизни те, кого она касается. Не стоит забывать, что для старшего поколения немцев сексуальные преступления во время войны ассоциируются с «Иваном, насилующим женщин», а вовсе не с доблестными солдатами немецкой армии. Это был некий эффект замещения, шоры, за которые пытались спрятаться немцы. Нельзя отрицать, что бойцы Красной Армии не раз совершали эксцессы на оккупированной немецкой территории. Но они были всего лишь ответной реакцией на зверства, совершенные немцами, которые развязали Вторую мировую войну.

                                          Смелая вы женщина, мадам. Такие темы берете.

                                          тема-женщина на войне...какая разница - в Гражданскую, отечественную? про "плакаете"- у меня ни слова, я писала о большой популярности Руслановой у народа, у фронтовиков.Не думаю, что если бы это было правдой, люди продолжали бы ей симпатизировать.У нас скорее с радостью камнями закидают вчерашних кумиров, чем будут прощать подобное. А то, что власти любят компрометировать любимцев,это тоже ни для кого не секрет...да и не в Руслановой дело.Вы писали так, как будто женщина на фронте-это обязательно подстилка...

                                          • я писала о большой популярности Руслановой у народа, у фронтовиков.Не думаю, что если бы это было правдой, люди продолжали бы ей симпатизировать.

                                            Люди вполне симпатизируют и

                                            А. Пугачевой (кста, неплохо пела)
                                            - иже с нею (тоже неплохо поют)
                                            - и даже этим прошманд*м пусям, кривляющимся под фанеру

                                            И воздают им по заслугам их - кому дворцы звания медали яхты
                                            а кому-то 2 года каталажки и всемирную популярность (кста, легко конвертируется, благо товарный знак заране зарегистрирован)

                                            Разговор то не о том совсем.

                                            А о том, что если встретите где-нибудь случайно ППЖ или фронтовую подстилку - поклонитесь ей.

                                            Или хотя бы просто не плюйте на могилку.

                                            Вы писали так, как будто женщина на фронте-это обязательно подстилка...

                                            Не, ну вы точно какую-то другую статью прочли.

                                            Оценка статьи: 5

                                            И всё таки большинство ППЖ занимались этим делом добровольно без принуждения. Некоторым льстило внимание генералов. Другие ради подарков чинов и наград.
                                            (Медаль за "Боевые заслуги" была вообще дискредитирована так, что многие стыдились её носить).

                                            • Андрей Владимиров, ах ну да, если выбор между концлагерем, изнасилованиями, голодухой - тогда да, без принуждения.

                                              Какие чины и награды у тех, кто обслуживал солдат? а?

                                              • Катя Марьина,
                                                А резве солдат кто то обслуживал?
                                                Обслуживание - это проституция.
                                                ППЖ это индивидульная любовница, а тема проституции к статье отношение не имеет.

                                                • Андрей Владимиров,"Многие немки служили в борделях просто из патриотизма, за спасибо. 569 борделей … А сколько еще частных заведений!" - да, и если вспомнить Ремарка, то обслуживали, еще как обслуживали, к сожалению.

                                                  • Катя Марьина,
                                                    Ещё раз. В борделях "работали" проститутки, а не ППЖ.

                                                    • Андрей Владимиров, в статье написано про бордели?

                                                      • Катя Марьина,
                                                        Вы прикалываетесь или вправду такая?

                                                        "Андрей Владимиров,"Многие немки служили в борделях просто из патриотизма, за спасибо. 569 борделей… А сколько еще частных заведений!"- да, и если вспомнить Ремарка, то обслуживали, еще как обслуживали, к сожалению"

                                                        • Андрей Владимиров, во-первых не хамите."В борделях "работали" проститутки" и "тема проституции к статье отношение не имеет" - так я вам и пишу что в статье написано про бордели, цитату привела. Вы же утверждали что про проституток в статье ничего нет.

                                                          • Катя Марьина,
                                                            Ещё раз (он же последний).
                                                            ППЖ и проститутки - это разные темы и явления.
                                                            ППЖ проститутки!

                                                            • Андрей Владимиров, да сколько угодно, лишь бы вы поняли. В статье может рассказываться о разных явлениях. И о борделях автор тоже написала, причем в положительном ключе. Значит это имеет отношение к статье.

                                                              "И всё таки большинство ППЖ занимались этим делом добровольно без принуждения" - я писала до этого о борделях и слово ППЖ не увидела. Признаю свою ошибку.

                                                              "многие женщины предпочитали работу в борделе угонам в лагеря или гаст-арбайтщине, предпочитали нормированную работу за деньги и паек " - а что, их спрашивали что ли?

                                                              "И те военачальники, которые понимали, что половые потребности воина-мужчины не консервируются, а лишь обостряются в условиях фронтового безрыбья, поступали гуманно по отношению к воюющим людям. " - но не по отношению к женщинам.

                                                              • Катя Марьина, женщину считают человеком немногие. даже среди самих женщин таковых меньшинство...

                                                                Оценка статьи: 5

                                                                • Елена Белинская, вот это-то и пугает.

                                                                  Очень интересно.

                                                                  PS Как хорошо, что сейчас не военное время, и все думают о любви и сексе!)))))))))))))).

                                                                  Оценка статьи: 5

                                                                  Стоп-стоп...Мухи отдельно, плиз. Гадюка была о гражданской войне. И о ППЖ гражданской войны. Вообще-то Алексея Толстого надо читать, а не смотреть в кине. Да и хранить стишки я привыкла не дома, а в голове. И стишки эти, и частушки, и песни на эти стишки знали наизусть все люди моего поколения. Надо, же такую гадость в голове храню как советская поэзия и фольклор...

                                                                  • Стопудово. рассказ намного сильнее киношки.

                                                                    • К. Ю. Старохамская, и главное - не про то. Графство все-таки наружу вылезает.Породу не пропьешь...

                                                                      это вы не поняли, о чем я...причем тут отдаются без любви Я писала об обобщающем характере статьи, агрессивности...вообще не понимаю- столько лет хранить в доме стишки эти...эта тема -женщина на войне -поднималась,например, в повести А.Толстого "Гадюка". Повесть была экранизирована, роль главной героини просто исключительно сыграла Нинель Мышкова... было все - и тюрьма. и попытки применить насилие к женщине на фронте, и чистая любовь на войне, и ненависть мещан после войны, тех, кто считал, что на женщина фронте - это исключительно...пппж-походно-полевая жена.Мышкова многих заставила плакать, талантливая актриса и потрясающе сыграла... я поставила 3 статье,мне не понравилась она

                                                                      • Cветлана Мамедова, вам не статья не понравилась, а ужасная реальность, которую она приоткрывает.
                                                                        Это часто бывает, что плохую статью про мимимишные вещи хвалят, а хорошую статью про что-то плохое - ругают. не могут отличить - что-то не нравится, а что?

                                                                        А кому это понравится. Только не надо валить свое неудовольствие на того, кто назвал вещи своими именами.

                                                                        • К. Ю. Старохамская, Вы всегда все за всех знаете?И что мне на самом деле не понравилось,и прочитала ли я Толстого перед тем, как фильм посмотреть? Лаура, в отношении породы Вы правы-Зотова была из дворян.однако это не спасло ее психику,слишком много предательств-среди белых, красных...

                                                                          чувство омерзения после этой статьи...в нашей семье из женщин на фронте оказалась только одна женщина -жена 19-летнего брата отца.Она погибла в один день с ним - он сгорел живьем в танке, она выносила раненых с боя...Еще знала женщин, которые прошли войну. Милые, интеллигентные.Одна - писательница, другая работала в МВД, была единственной женщиной -полковником в нашей республике.Работа не из легких, но вот про нее никто никогда не мог сказать дурного слова, умница и авторитет высокий.Имела мужа-грузина, двух сыновей,но до конца жизни носила фамилию своего первого мужа, погибшего на фронте...Вот так, походя, обвинить всех женщин, прошедших фронт, облить грязью...сколько злобы...У женщин, которых вы назвали, есть дети, внуки...на них ложится пятном...зачем? С какой целью? Если следовать вашей логике, то и мама вряд ли осталась белым агнцем на фоне этого беспредела, просто вам всего не сказала. А Лидия Русланова была после Шульженко самой любимой певицей фронтовиков...после войны была в запрете, но ведь народ любил, невзирая ни на что...Как у нас могут оклеветать, вы и сами массу примеров можете привести,кто знает, как фабриковались дела,она-то матерщинница была, могла и сказануть что-то, вот в ответ и смастерили...до тюрьмы довели

                                                                          • Cветлана Мамедова, Русланова была мародрека и села за мародерство. Сокровища, которые у них с мужем описали она приобретала у блокадников, у арестованных с конфискации. Она ограбила дрезденскую галлерею - 123 картины великих мастеров, гобелены пообдирала, 600 метров одной парчи. Сидела она за сорок контейнеров награбленых трофеев. И если у нее есть дети и внуки, то они прекрасно знают кто их мамаша и бабушка. Кстати эта особа после отсидки еще потребовала вернуть ей 6 кг золота. И кое-что ей Жуков даже вернул. Умение петь высокоинтеллектуально про валенки не помешало Руслановой быть мародеркой и воровкой. Если вы плакаете от кина про гадюку и от валенков, это ваша личная проблема. На исторические факты это никак не влияет.

                                                                            • чувство омерзения после этой статьи...

                                                                              Отчего ж омерзение то? не секрет, что женщины иногда отдаются без любви,
                                                                              и также не секрет что в военное время влюбиться в по-настоящему геройского лейтенанта или главкома - легче легкого.

                                                                              Вот так, походя, обвинить всех женщин, прошедших фронт, облить грязью...сколько злобы...

                                                                              Похоже, вы какую-то другую статью прочли.

                                                                              Оценка статьи: 5

                                                                              Как всегда, блестяще, Лаури Ли!
                                                                              А вот раз уж Вы столько стихов и песен процитировали...Можно мне тоже в тему?

                                                                              Отрывок из М. Светлова:

                                                                              Большая дорога
                                                                              Военной удачи!
                                                                              Здесь множество
                                                                              Женщин красивых бежало,
                                                                              Армейцам любовь
                                                                              Отдавая без сдачи,
                                                                              Без слез, без истерик,
                                                                              Без писем, без жалоб.
                                                                              По этой дороге
                                                                              От Волги до Буга
                                                                              Мы тоже шагали,
                                                                              Мы шли задыхаясь,-
                                                                              Горячие чувства
                                                                              И верность подругам
                                                                              На время походов
                                                                              Мы сдали в цейхгауз.
                                                                              К застенчивым девушкам,
                                                                              В полночь счастливым,
                                                                              Всю ночь приближались
                                                                              Кошмаром косматым
                                                                              Гнедой жеребец
                                                                              Под высоким начдивом,
                                                                              Роскошная лошадь
                                                                              Под стройным комбатом.
                                                                              Я тоже не ангел -
                                                                              Я тоже частенько
                                                                              У двери красавицы
                                                                              Шпорами тенькал,
                                                                              Усы запускал
                                                                              И закручивал лихо,
                                                                              Пускаясь в любовную
                                                                              Неразбериху.
                                                                              Нам жены простили
                                                                              Измены в походах,
                                                                              Уютом встречают нас
                                                                              Отпуск и отдых.
                                                                              Чего же, друзья,
                                                                              Мы склонились устало
                                                                              С тяжелым раздумьем
                                                                              Над легким бокалом?
                                                                              Большая дорога
                                                                              Манит издалече,
                                                                              Зовет к приключеньям
                                                                              Сторонка чужая,
                                                                              Веселые вдовы
                                                                              Выходят навстречу,
                                                                              Печальные женщины
                                                                              Нас провожают...
                                                                              Но смрадный осадок
                                                                              На долгие сроки,
                                                                              Но стыд, как пощечина,
                                                                              Ляжет на щеки.
                                                                              Простите нам, жены!
                                                                              Прости нам, эпоха,
                                                                              Гусарских традиций
                                                                              Проклятую похоть!

                                                                              А это - из Б.Окуджавы:

                                                                              Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
                                                                              вместо свадеб - разлуки и дым,
                                                                              наши девочки платьица белые
                                                                              раздарили сестренкам своим.
                                                                              Сапоги - ну куда от них денешься?
                                                                              Да зеленые крылья погон...
                                                                              Вы наплюйте на сплетников, девочки.
                                                                              Мы сведем с ними счеты потом.
                                                                              Пусть болтают, что верить вам не во что,
                                                                              что идете войной наугад...
                                                                              До свидания, девочки!
                                                                              Девочки,
                                                                              постарайтесь вернуться назад.

                                                                              Оценка статьи: 5

                                                                              • Евгения Комарова, до сих пор не закрыто дело двух немецких военных историчек - они выступили с иском от имени миллиона с лишним изнасилованных немок. Мне надо порыться, чтобы найти их имена. Но это известный исторический процесс ФРГ, начатый где-то в 60-ые годы после возведения стенки. А насчет Пруссии, то родители рассказывали, что когда они входили на территории, гражданского населения уже не было. Специально высылался авангард чтобы их согнать. Иначе части разбредались по городкам и хуторам. Мать говорила, иногда просто горячие горшки с пища оставались на столах. Но особисты говорили, что она отравлена уходящим населением. Из колодцев тоже запрещали пить, боялись отравлений.

                                                                                • Лаура Ли, один из моих дедов закончил войну в Кёнигсберге...Это он об изнасилованиях рассказывал.
                                                                                  А здесь знакомые немки из Восточной Германии (Берлин, Магдебург, Бранденбург) тоже рассказывали - разное. И про групповые изнасилования, и про романтическую влюблённость, и про офицерские пайки, отданные голодным девчонкам "за так", из жалости...
                                                                                  Там, где стояли американцы и англичане, немки продавались просто повально - за чулки, за шоколадку, за пачку аспирина...Голод и нищета в первые годы после войны были жуткие...Немецкие писатели написали об этом немало горьких рассказов, повестей, романов...

                                                                                  Оценка статьи: 5

                                                                                  Ни один человек сейчас уже не осудит походно-полевых жен, т.к. все понимают, что война судьбы ломает и перетасовывает как колоду карт.
                                                                                  Но почему-то надо обязательно тыкнуть носом русских солдат в эти миллионные мифы об изнасилованных немках, количество которых увеличивается в геометрической прогрессии из года в год. Не согласна с тем, что немцы типа как порядочные посещали бордели. Можно подумать, они мало насиловали русских женщин и издевались над ними.

                                                                                  • Татьяна Черных, что значит не согласна с тем, что немцы как порядочные бордели посещали . Как эту фразу понимать?Не согласна вообще с идеей солдатских борделей? Или что немцы должны были бордель-талоны сдавать обратно и охотиться за козами? Я назвала цифру борделей. Это статистика. Нюанс тут в другом: я уже упоминала. что изначально в борделях работали только европейки. Командование препятствовало, чтобы славянки обслуживали немецких солдат - западло немцу. Первый чисто славянский бордель открыли в Харькове. Брали официально на работу славянок и платили им из казны рейсмарками. И вот по какой причине: на оккупированной Украине стали открываться подпольные славянские бордели. Солдатам не надо было никого насиловать - улица была полна предложений. Уследить за вензаболеваниями, поставить под контроль здоровье солдата заставили командование открывать славнские бордели, вступившие в конкуренцию с неславянскими. Киевляне до сих пор не знают, почему когда зотят обозвать женщину, ей говорят " ты с Подола". Там, на Подоле, который потом советская власть затопила с тысячами людей и был район красных фонарей с официальными и подпольными борделями. В общем. Таня, согласна или не согласна, но это исторический факт, все материалы доступны. И русских, и немецких солдат много есть во что тыкать носом. На то она и война. Синоним слова насилие.

                                                                                    • Лаура Ли, район красных фонарей,возможно, и был во время оккупации на Подоле, тем более, что Подол был еврейским районом: там находилась и находится ортодоксальная синагога (а хасидская синагога, известная под именем "синагоги Бродского", была до революции в районе Бессарабки, потом её закрыли, превратив в театр оперетты, а в независимой Украине снова открыли). После Бабьего Яра многие квартиры, а то и целые дома на Подоле опустели...
                                                                                      А вот затопило как раз не Подол, а Куренёвку, и произошло это в 13 марта 1961 г. в ходе работ по замыву Бабьего Яра. Хотели скрыть одну трагедию и спровоцировали другую...

                                                                                      Оценка статьи: 5

                                                                                      • Евгения Комарова, ну, все верно. Район зачистили от евреев и открыли бордели. Кстати, о Подоле. Где-то в конце 70-х американская еврейская женская организация Зарем Орт посещала Киев в рамках там чего-то. Они потребовали отвезти их в Бабий Яр возложить цветы. Мне рассказывала одна активистка из Джуйки, что табличку со свежей еще краской установили буквально перед их приездом - земля еще была мокрая вокруг и краска свежая. А многие женщины хотели поехать именно на Подол (посмотреть где их корни фамильные) - им отказали. Сказали, что эта зона закрыта для посещения иностранцев. С Куреневкой ты права, но одна малина - им важен результат: там Яр, тут Куреневка. Главное - зачистить. Интересно, что дед моего мужа держал весь конный парк Киева. Когда появились первые конки, то коней брали именно у него. Потом пришли Советы и коней у деда отобрали. Кони пошли к Буденому.А потом пришли немцы и Жуков сдал Киев вместе с конями. А сам пошел в Бабий Яр. В общем, всех распределили кого куда. о Куреневке хорошо писала Старохамская, я помню. Мощная такая статья.

                                                                                        • Лаура Ли, я же киевлянка! Нашим соседом по квартире был Владимир Давыдов - тот самый, бежавший из концлагеря "Бабий Яр", о котором писал А.Кузнецов. Кузнецов не раз бывал в нашей квартире, и мои родители его хорошо знали. Увы, я-то сама тогда пешком под стол ходила...
                                                                                          В конце 70-х в Бабьем Яре, как известно, ещё никаких памятников не было. Лежал камень (вовсе не там, где расстреливали...), на котором было написано, что здесь-де будет сооружён памятник мирным советским гражданам - жертвам фашистов (о евреях, ясен пень, ни слова!). И после выступления В.Некрасова там 29-го сентября, в день расстрела, дежурили разъезды конной милиции, дабы "больше двух не собирались". Но у меня было очень раннее антисоветское воспитание - и в семье,и вне её - и мы, группа подростков, под предводительством двух святых женщин (как ни парадоксально, руководительниц районного Дома пионеров!), ранним утром 9 мая и 29 сентября (ранним - это в 6 часов утра) собирались, чтобы возложить цветы к этому камню и сбросить букеты в обрыв, с которого сбрасывали людей...

                                                                                          Оценка статьи: 5

                                                                                          • Татьяна Черных, мне прочиталось в статье как раз то, что ППЖ разные бывали - и по большой взаимной любви, и от безысходности (а вдруг завтра убьют, а мы, такие молодые, так и не узнаем, что такое любовь?), и по принуждению, и за доппайку, трофеи и ордена...
                                                                                            Изнасилований немок сначала было очень много (прежде всего - в Восточной Пруссии, первой захваченной немецкой территории) - так пугающе много, что довольно быстро появился приказ, согласно которому за изнасилование полагался расстрел, и волна изнасилований резко пошла на убыль. Однако этот приказ коснулся только действующей армии, а не вертухаев в лагерях для перемещённых лиц и других лагерях, куда попадали немецкие женщины.Данных по изнасилованиям других европейских женщин, как правильно заметила Лаура, вообще нет...
                                                                                            В немецкой армии тоже действовал аналогичный приказ, и аналогично не касался он лагерной охраны и тюремщиков. . И это при том, что почти все контрактники и кадровые спешат заключить брак до ухода в действующую армию чтобы оставить семье аттестат и страховку в случае гибели. А после дембеля, в основном, политика "не спрашивай - не говори". Кто смеет спросить в семье с вернувшегося солдата-солдатки?
                                                                                            Другой вопрос - оккупированные немцами территории СССР. Где-то была цифра, что на конец 42 года от немцев родилось около 500 тысяч детей. Ужасна была их судьба и судьба матерей. Беременную мать могли и расстрелять, или с ребенком сослать в Сибирь. И подделывали матери дату рождения детей, чтобы избежать такой участи.

                                                                                            А то, что для командного состава существовали ППЖ - так это не секрет. Расхожий анекдот, что когда Сталину доложили о наличии женщин у Рокоссовского, он спросил, - А женщины на него обижаются? И когда ему ответили - Нет, то он удовлетворенный замолчал и не сделал никаких оргвыводов.

                                                                                            Зря Маршала Жукова приплели. На нём была огромная ответственность и было ему не до секса.

                                                                                            • Разум Искусственный, предполагается что человек с таким ником в состоянии открыть гугл и прочесть поименно весь список любовниц Жукова, награжденных боевыми наградами. Мы перевелись в ОдВО после Жукова уже при Бабаджаняне. До 56 года командующий разгонял жуковский гарем и прихлебательскую обслугу. А вот теперь цитата лично из Жукова (объяснительная записка) когда его в зимой 48 года Сталин вызвал на ковер за мародерство (там хорошая история с золотым чемоданчиком была и с продажей гебельсовского мерседеса) и разврат в войсках. Это цитата:
                                                                                              "Я подтверждаю один факт - это мое близкое отношение к З., которая всю войну честно и добросовестно несла свою службу в команде охраны и поезде главкома. З. получала медали и ордена на равных основаниях со всей командой охраны, получала не от меня, а от командования того фронта, который мною обслуживался по указанию Ставки. Вполне сознаю, что я также виноват и в том, что с нею был связан, и в том, что она длительное время жила со мною. То, что показывает Семочкин, является ложью. Я никогда не позволял себе таких пошлостей в служебных кабинетах, о которых так бессовестно врет Семочкин.
                                                                                              К. действительно была арестована на Западном фронте, но она была всего лишь 6 дней на фронте, и честно заявляю, что у меня не было никакой связи". Конец цитаты.
                                                                                              Жил Жуков в санатории Волна на Фонтане. Один - во всем санатории. Туда автобусами баб возили. Особенно он уважал коллектив песни и танца округа.
                                                                                              Их прямо с концертом в костюмах туда и таскали.
                                                                                              А я знаю это от моих родителей, которые знали это и от Бабаджаняна, и от Василия Сталина (были в ВВС КА два Васьки - большой и маленький. Один был Сталин, второй, маленький, - мой отец по прозвищу Васька-батя), и от Новикова, и от других лиц вышкомсостава. После войны все знали о подвигах Жукова и знали как близко он был от ареста и расстрела как мародер и бабник. И это была огромная заслуга Бабаджаняна, что он очистил округ от жуковского бардака

                                                                                              • Лаура Ли, давал жару маршал Смерть...
                                                                                                прямо видно, как он за каждого солдата в перерывах между перекурами думал...

                                                                                                Оценка статьи: 5

                                                                                                Моя мама после авиационного училища сразу попала в Сталинград, там уж,поверьте, не до потрахаться было,затем битва на Курской дуге,да и потом после Сталинграда и Курска, аэродромы стояли в таких местах,что и помыться бывало негде.Уже в конце войны в Вене мама попала в парикмахерскую,где ухоженные австриячки сокрушались по поводу такого количества морщин у молоденькой девушки.

                                                                                                Оценка статьи: 5

                                                                                                • Наталья Дюжинская, война это не бой 24\7 365 в году. Бои как раз это очень отдельные акции, как в любой войне. Остальное время такая же жизнь: постирушки, свиданки, политучеба, личное время, перебазирование, увольнилки, танцульки, иногда кино и концерты. Второе: не ввсе военнослужащие являются боевыми единицами. На одного воюющего танкиста приходится 5-6 человек обслуги, не принимающей участия непосредственно в бою. Так же и в авиации. Не говорю об интендантских, тыловых и особых службах. Никто не говорит о боях - тогда и их превосходительства бывают шибко заняты. Вот Эдик говорит, что у мамы даже месячные пропали - так не была советская армия рассчитана на месячные. Мать рассказывала, их старшина на передовую сбежал от девок - так они его с месячными доставали, а ваты не положено по матсписку полку связи. Менял на что хочешь, подворобывал. Портянок и кальсон было не напастись - изводили для нужд, у летчиков парашюты списанные на лифчики изводили, у местного населения отбирали все, что пригодится для таких случаев и для нижнего бельишка. А сапоги яловые! Ну мало женщин с размером 41-43. Обуться по размеру почти у всех женщин была проблема. Присылали из дому, кому было.

ЖЕНЩИНЫ НА ФРОНТАХ. ПОТЕРИ. МАЛОИЗВЕСТНЫЕ ФАКТЫ.

К началу войны организационно РККА состояла из Сухопутных войск, ВВС, РККФ (флот) и войск ПВО. Отдельно на учёте НКВД находились внутренние (охранные) войска и пограничники. Кроме того, при различных наркоматах действовали строительные военизированные, но, как правило, не вооруженные, отряды – аналог небезызвестного стройбата в СССР. Общая численность личного состава перечисленных видов ВС, родов войск, отдельных частей и подразделений составляла накануне войны по различным оценкам от 4,8 до 5,4 млн.чел. По закону о всеобщей воинской обязанности от 1.09. 1939 г. допускался призыв на военную службу женщин с медицинским, ветеринарным и специальным техническим (в основном, связь) образованием – то есть массовый призыв женщин в войска тем законом не предполагался. Перед войной даже медицинские и санитарные учреждения РККА не имели в своих штатах сколь либо значительного контингента женщин-военнослужащих, и уж тем более не предусматривались женщины-санитарки и санинструкторы в составе стрелковых рот и батальонов. Женщины как вольнонаёмные служащие работали в сетях Военторга, занимали должности врачей, фельдшеров, медсестер и младшего персонала в развертываемых армейских и фронтовых госпиталях, служили на технических должностях связисток и телефонисток в высших штабах и политуправлениях.
С началом военных действий ситуация меняется коренным образом, впрочем, как и по всей армии и стране в целом. В потоке добровольцев, желающих защищать Родину с оружием в руках, оказалось немалое количество женщин. Точных цифр нет, но существует масса фотодокументов, на которых в очередях к военкоматам стоит едва ли не половина девушек, в том числе выпускниц-десятиклассниц, только-только с выпускного бала. Патриотический порыв советских людей, желающих пойти добровольцем на фронт, официально властями приветствовался и широко пропагандировался, но именно в первые дни войны ситуация с добровольцами в реальности была не так однозначна. Дело вот в чем. По последнему мобилизационному плану МП-41 при объявлении открытой мобилизации предполагалось в течение нескольких дней призвать в Действующую армию свыше 4,8 млн. военнообязанных (в том числе и определенный процент женщин). В советские, особенно сталинские времена, ВСЕ военнообязанные состояли на учете не только по месту жительства в военкоматах, но и в 1-х отделах по месту работы. И у каждого в военном билете (многие помнят) был вклеен розовый листок – мобилизационное предписание – с указанием в какие сроки (обычно сутки) куда именно явиться и что с собой иметь (рядовому – вещмешок, офицеру – чемодан). То есть, расписано все до мелочей: по получению приказа и вскрытии пакетов маховик мобилизации приводился в действие незамедлительно, и в этой четкой схеме сотни тысяч добровольцев предусмотрены не были. И военкоматы ломали голову и запрашивали инстанции: что делать с такой массой добровольцев? Это позже, когда стал очевидным затяжной характер войны, а продвижение немцев не столь стремительным, прифронтовые города сумели организовать народное ополчение и истребительные рабочие дружины именно из добровольцев. А на первых порах они вносили, порой, элемент дезорганизации в работу военкоматов. Но об этом говорит как-то не принято ни сейчас, ни, тем более, тогда. Это как в советские времена: все из кожи вон лезли лишь бы план перевыполнить, а это перевыполненное в плановом хозяйстве оказывалось ненужным балластом. По плану мобилизации МП-41 повестки получили и десятки тысяч женщин медицинских и технических специальностей.
Жестокие, небывалые, непредвиденные потери вынудили руководство страны пойти весной 1942 года на проведение мобилизации и среди женщин, уже не только по традиционным специальностям, но и по более широкому спектру военных профессии, вплоть до формирования женских стрелковых подразделений. Принято считать, и эта цифра фигурирует во всех источниках, что всего за годы войны поступило в войска (в том числе и на флот) добровольно и по мобилизации порядка 800 тысяч женщин-военнослужащих. Мы увидим позже, что фактически их было гораздо больше.
При упоминании термина «женщина-фронтовик» перед глазами сразу встает образ тех самых медсестёр – «сестричек» - с сумкой через плечо, в кирзовых сапогах, в беретике и в юбчонке. Насчёт «юбчонки» - въевшийся и привитый нам сотнями фильмов о войне стереотип. Да, юбка защитного цвета (синяя – парадная) полагалась младшему начсоставу и женщинам-рядовым, но фактически единственным отличием в обмундировании мужчин и женщин был именно беретик и все – вместо юбок приходилось влезать в солдатские галифе, башмаки с обмотками, а зимой в ватные безразмерные штаны – вблизи и не различишь, кто есть кто... И здесь, кстати, об особенностях женской физиологии: её не учитывала промышленность Советского Союза вплоть до 1990-х годов, а уж тем более интендантские службы во время войны. Только в начале 1943 г. отдельным распоряжением НКО женщинам-военнослужащим выдавался дополнительный кусок мыла (на месяц) и все. Вот и все привилегии женского пола на войне.
По штатному расписанию стрелкового полка РККА (оно принципиально за всю войну не менялось) стрелковой роте (178 чел. по штату) полагалось иметь санитарное отделение в составе одного санинструктора и 4 санитаров с вооружением - один наган на всех, то есть «сестрички» вооружены не были. Кроме того, батальону полагался санитарный взвод в составе одного врача, 3 фельдшеров и 4 санинструкторов. В полку – санитарная рота из 4 врачей, 11 фельдшеров и 40 санитаров – по сути, перевязочный пункт, с которого раненые после первичной обработки должны были направляться в дивизионный (корпусной) лазарет. Гендерный состав санитарных подразделений не оговаривался, но до войны женщин-санитарок и санинструкторов на полковом уровне не было. А вот с началом войны штатные санитарные и врачебные должности начинают заполняться женщинами, как добровольцами, так и призванными военкоматами. Всего принято считать (эта цифра фигурирует практически во всех источниках по этой теме), что в войсках передней линии в санитарных подразделениях состояло до 40% женщин, а всего в медучреждениях РККА в годы войны – до 60%. Сколько это в абсолютных цифрах – еще одна величайшая тайна века - далее попробуем оценить хотя бы приблизительно. Вот эти безликие 40% и есть те самые «сестрички» поля боя, вытаскивающие раненых и оказывающих первую помощь – четыре на роту; правда, по распоряжению комроты санинструкторам в помощь могли дополнительно выделяться бойцы. Кстати, за вынос с поля боя с оружием 15 раненых санитару полагалась «За боевые заслуги», а за 25 раненых – уже «Красная Звезда». Известны случаи спасения отдельными героинями сотен военнослужащих РККА, есть среди них и Герои Советского Союза.
Но работа, вообще-то, не женская. Вытащить, зачастую под огнем противника, неподвижного тяжеленного раненого (да еще, желательно, с оружием) затруднительно и здоровенному мужику, а как это делалось молодой, как правило, хрупкой девушкой-женщиной – уму непостижимо. Вот он реальный героизм и самопожертвование. Здесь надо признать, направление женщин санитарками на поле боя – мера вынужденная: ужасающие потери первых месяцев войны, да и едва ли не всего 1942 года вынудили военное руководство к этой мере. Эвакуация раненых с поля боя даже после завершения его активной фазы была смертельно опасной: немецкие снайперы охотились за санитарами - потери санитаров-носильщиков составили 88% от всех потерь л/с медслужбы РККА. Еще один характерный момент для начального периода войны: командиры подразделений ввиду абсолютного некомплекта строевого л/с в напряженной обстановке вынужденно бросали (вопреки приказам вышестоящего командования) в бой и санитаров-мужчин, и поэтому реально вытаскивать раненых приходилось девчонкам-санитаркам уже без всякой помощи. Эх, Россия! Во время Первой мировой войны, между прочим, в русской армии эвакуацией раненых с поля боя занимались специально подобранные дюжие мужики-санитары, как правило, плохо обращающиеся с винтовкой и путающие «лево-право», но привычные к тяжелому физическому труду. В частях Вермахта этим делом занимались также, исключительно, санитары-мужчины.
Второй устойчивый образ женщины-фронтовика связан уже с авиацией, в том числе это и знаменитые «ночные ведьмы» - летный и технический состав авиаполка ночных бомбардировщиков По-2. Помимо этого общеизвестного и «раскрученного» полка весной 1942 года были сформированы истребительный авиаполк на Як-1 с преобладанием в летном составе женщин-пилотов и ближнебомбардировочный авиаполк на самолетах Пе-2 также со смешанным летно-техническим составом. Уже не столь массово, но женщины-пилоты встречались и в авиачастях, помимо указанных. Истребителю Лилии Литвяк приписывают 12 (а где и 14) побед индивидуально и 4 в группе. Этот результат не был превзойден никем и никогда. Девчонка погибла летом 1943 г. не дожив до 22 лет(!). Юное симпатичное лицо... Летчице Будановой засчитано 11 сбитых самолетов противника. Тут все же есть некоторая странность: как известно, за 10 сбитых самолетов давали Героя, а девушкам это высокое звание было присвоено посмертно только в...1990 году.
Следующая распространенная и на слуху военная специальность среди женщин-фронтовиков – это снайперы. Действительно, женская точность, аккуратность, внимание к мелочам казалось, как нельзя лучше способствовали привлечению женщин в ряды снайперов. И по современным нам фильмам о войне мы убеждены в массовости женского снайперского движения. Однако, это не совсем так. Если за все годы войны для Действующей армии различными школами и курсами было подготовлено более 102 тысяч снайперов, то вот женщин среди них, оказывается, было только 2800 человек. Это были, как правило, юные девчушки 18-25 лет и они, кстати, уничтожили более 12 тысяч военнослужащих противника - коэффициент вполне достойный. Но вот если это общее количество девушек-снайперов разделить на число фронтов, а там по армиям, а в тех по дивизиям, то становится понятно: вопреки общепринятому мнению, женщина –снайпер на передовой все же не была обыденным явлением.
Далее среди женщин-фронтовиков мы хорошо представляем себе по книгам и фильмам о войне расчеты зенитных орудий, бойцов противовоздушной обороны. В знаменитой «А зори здесь тихие» девушки-зенитчицы управлялись с орудиями калибра 85 мм и защищали от налетов вражеской авиации Кировскую ж.д. Многие удивятся, но всего в частях ПВО (в том числе частях аэростатов заграждения) за время войны побывало до 300 тысяч женщин-военнослужащих. Здесь можно возразить, мол, служба в ПВО, прикрывающей тыловые города, к фронтовой не относится. Да, до фронта порой было далековато, но девушки-зенитчицы под реальной бомбежкой отражали налеты вражеских бомбардировщиков, как, например, это неоднократно происходило в небе тылового Саратова в 1942 г. Отражали и погибали вдали от фронта. Для справки: выстрел к зенитному орудию калибра 85 мм весит 15 кг, а деревянная укупорка для 4 снарядов – уже за 60. Налет (и стрельба) продолжался, если бомбардировщики идут волнами, более часа – вот и считайте. Зачастую зенитным расчетам приходилось вступать в бой с сухопутными войсками и отражать танковые атаки. Как это было под Сталинградом в августе 1942, где состоящий на 60% из девушек 1077-й полк ПВО весь полег, а оставшихся в живых 40 девушек немцы, раздосадованные неожиданным и ожесточенным сопротивлением, расстреляли.
Рассмотрим к уже заявленным, еще несколько малоизвестных широкому читателю специальностей женщин-военнослужащих на фронтах Великой Отечественной. Так, расчеты минометов калибра 82 и 120 мм могли состоять полностью из женщин. Поначалу такие расчеты придавались формируемым женским стрелковым бригадам, но и потом, после отказа от подобных частей, минометчицы продолжали воевать уже в составе обычных подразделений. Всего за годы войны на этих сугубо мужских должностях воевало до 6 тысяч женщин-красноармейцев. Почему сугубо мужских – а вот почему: миномет калибра 82 мм весил 60 кг, правда, разбирался на три примерно равные части; мина, вроде не тяжелая – 3,5 кг, но вот вьюк с тремя «лотками» (укупорка 9-ти мин) весит уже 47 кг, и как это таскать девчушкам, в которых в самих по 50?! А ведь таскали и стреляли, и попадали, и наносили урон врагу...
Одной из самых массовых военно-технических специальностей, в которой женщины широко заменили мужчин, являлась связь во всех видах. Здесь также существует интересный и характерный почти по всем специальностям, освоенных женщинами во время войны, разброс как в данных о численности войск связи на фронтах Великой Отечественной вообще и по процентному соотношению женщин в этих войсках, в частности. Так, по данным (): «женщины составляли 12% личного состава войск связи, а общая численность войск связи превышала 100 тысяч человек». То есть, женщин, получается, в войсках связи было «всего-то» 12 тысяч. Здесь же, ниже, цитирую, вопреки логике и здравому смыслу: «...сотни тысяч связистов награждены орденами и медалями». И этот ляп кочует от издания к изданию. Так сколько же было связистов: сто тысяч, или, все же несколько сот тысяч? Опять государственная тайна. В то же время из () следует, что курсами Всевобуча (только Всевобуча, существовали и иные) было подготовлено 45509 связисток. Вот эту цифру и примем за основу.
О женщинах-артиллеристах ствольной артиллерии сведений добыть не удалось, скорей всего их и не было. Но известны женщины-танкисты, причем весьма героические, управлявшиеся и с тридцатьчетверками. Но даже полностью женских экипажей не существовало и вот, думается почему: выстрел танковой пушки калибра 76 мм весит 10 кг, а гусеничный трак, менять которые приходилось регулярно с помощью лома и кувалды, весит 16 кг. С трудом можно представить себе такой женский ратный труд, а ведь справлялись...
И, наконец, вовсе малоизвестные факты. После катастроф лета 1942 года НКО была предпринята попытка пополнить ряды строевых частей женщинами путем формирования из них рот, батальонов и даже отдельных женских стрелковых бригад. В 1943 году только Рязанское пехотное училище подготовило 1388 женщин-командиров (младших офицеров). Также был сформирован 1-й отдельный запасной стрелковый полк, подготовивший 5175 женщин-бойцов и младших командиров. Кроме того, курсами Всевобуча за годы войны подготовлено 4522 станковых пулеметчицы, 15209 девушек стрелков-автоматчиц. Здесь неизвестно, сколько именно из окончивших Всевобуч попали в итоге на фронт, но надо полагать, не меньше половины, иначе зачем было их проводить? Только вот особой славы, надо признать, эти чисто женские формирования не снискали. Отдельных женских стрелковых полков не было, формировались полки смешанного состава: из двух обычных мужских батальонов и одного женского.
Особенности женской физиологии, а главное, психосоматики (ох, не зря весь спорт разделен на мужской и женский) приводили порой к полной растерянности личного состава под огнем противника или бомбежкой, потери контроля и панике – соединение превращалось в толпу плачущих, бросивших оружие – увы, как ни крути - но баб и девок в военной форме. Не их это дело! И здесь пример современной армии Израиля, где в армии служат и юноши, и девушки – не показателен (только любопытно взглянуть, как это они в одной казарме размещаются). Серьезной войны Израиль не ведет более 40 лет, а полицейские операции против безоружных палестинцев – совсем не война, а так – пейнтбол. Женщина водит машину аккуратно, осторожно, в щадящих режимах, но теряется в сложных дорожных ситуациях, когда надо принимать мгновенное решение, и уж тем более это касается воздушного боя на скоростях свыше 500 км/час – поэтому и были женщины-истребители в единичном количестве. Также теряется под обстрелом и женщина-пехотинец - увы! Горькая правда. Попытки командования организовать полностью женские стрелковые части, и даже смешанного состава, к успеху не привели.
А вот в военно-автомобильных частях, напротив, мужской контингент заменялся женским в массовом порядке – количество женщин (водителей и механиков) достигало к концу войны 50% списочного состава. С учетом того, что на балансе РККА к маю 1945 состояло 661 тысяча только автомобилей (а еще ведь трактора), получается количество женщин шоферов и механиков в военной форме достигало как минимум 330 тысяч человек. Сколько из них трудилось в прифронтовой зоне, а уж тем более сколько погибло при артобстрелах, бомбежках, подрывах на минах, да и просто в автоавариях – неведомо.
В рамках данной статьи, посвященной женщинам-фронтовикам, мы обходим тему участия женщин в партизанском движении, в подполье на оккупированных территориях, в диверсионных и разведывательных отрядах (Зоя Космодемьянская из их числа), шедших по ведомству НКВД-СМЕРШ. Сколько их было и сколько не вернулось – опять-таки тайна, даже через 70 лет. Мы только предполагаем, что было этих девчонок, как правило, добровольцев, десятки тысяч.
Для сравнения приведем количество женщин военнослужащих Вермахта на должностях санитарок, летчиц, зенитчиц, минометчиц, шоферов, пехотинцев и так далее. Так вот: их не было НИ ОДНОЙ. Немцы на поле боя обходились санитарами-мужчинами, да и в прочие мужские епархии фройляйн не допускали. Даже когда война пришла на территорию Германии, мы не знаем фактов участия немецких девушек ни в фольксштурме, ни в каких-либо развед- и диверсионных отрядах абвера. И кстати, характерно абсолютное отсутствие какого-либо партизанского движения при оккупации Германии союзниками. Получается, немецким девушкам было наплевать на рейх и фюрера, а вот у наших любовь к Родине - в крови, будь она хоть царская, хоть советская. (Также у наших союзников-британцев, справедливости ради, стоит отметить комплектование некоторых частей ПВО женщинами).
В начале Великой Отечественной, когда немцам среди масс военнопленных РККА начали попадаться и женщины в военной форме (санитарки и связистки на первых порах), те не могли взять в толк, что это обычные красноармейцы на низших должностях и подозревали в них замаскированных особо фанатичных комиссаров и политруков. Существовал даже специальный приказ, согласно которому женщины-военнопленные подлежали расстрелу на месте, и приказ этот методично на первых порах выполнялся. С лета 1942 г. немцы освобождали, все же, после «политической и расовой фильтрации» советских женщин-военнопленных, с условием их «вольного поселения» или же отправляли на работу в Германию, а за отказ от перехода в категорию гражданских рабочих (а такие случаи были не единичны) могли отправить в концлагерь (женский лагерь Равенсбрюк). Кошмар лагерей военнопленных для женщин был втройне усиленным просто потому, что они – женщины.
Теперь попробуем скорректировать традиционно принятую цифру 800 тысяч женщин-военнослужащих на фронтах Великой Отечественной. И не только на фронтах, в ближнем тылу (который часто в 41-м и в 42-м становился фронтом) служили и воевали зенитчицы ПВО, персонал армейских и фронтовых госпиталей, женщины-автомобилисты и так далее. Мы выяснили, в ПВО служило около 300 тысяч женщин, в военно-автомобильных частях – до 330 тысяч, в войсках связи не менее 45 тысяч, в стрелковых войсках и ВВС – до 30 тысяч, на флоте – 24 тысячи. Получается уже 730 тысяч человек. Далее приводим цитату из () « 700 тысячная армия врачей и среднего медицинского персонала, а также санитаров-носильщиков, санинструкторов и на фронте и в тылу была занята спасением раненых и восстановлением их здоровья». Из () следует, повторюсь, что женщин среди всего медицинского персонала было 60%, то есть 420 тысяч человек. Итак, мы насчитали не 800 тысяч, а уже 1150 тысяч женщин в военной форме, стоявших на учете наркомата обороны и наркомздрава. Это, опять же, без сотрудниц НКВД-СМЕРШ, партизанок и подпольщиц. Далее следует самая горькая глава – о потерях...
Потери среди женщин-военнослужащих отдельно никем никогда отдельно не выделялись, может, просто потому, что в СССР женщина была такой же тягловой единицей и рядовым бесполым строителем коммунизма, как и мужик. Такое отношение к женщине-военнослужащему характерно из следующего (). Цитата: «...по донесениям военных округов о количестве врученных военкоматами извещений родственникам на погибших и умерших лиц вольнонаёмного состава – всего 94662 человека» (это 1941 год). Здесь же честно указывается, что эти данные не полные, определить отдельно по «похоронкам» гендерную принадлежность погибшего(ей) не представляется возможным, так как в списках женщины зачастую, и как правило, значились просто «рядовой». Причем, надо полагать, здесь имеются в виду женщины-вольнонаёмные первых месяцев войны: персонал полевых лазаретов, эвакопунктов, банно-прачечных отрядов и т.п. Позже большинство таких военнослужащих были переведены в штаты РККА.
Из () следует (цитата): «По данным 29 фронтов боевые потери медицинского корпуса составили 210601 человек (безвозвратные – 84793). На поле боя осталось 88% санитаров и носильщиков» – вот уж поистине смертельная должность, и штрафбат не нужен. С учетом того, что женщины составляли до 60% всего медперсонала, безвозвратные потери среди женщин-медиков можно определить в 53500 человек.
Безвозвратные потери среди женщин-военнослужащих в строевых частях – стрелковые подразделения, пулеметчицы, снайперы, авиация – можно попытаться оценить пропорционально потерям РККА в целом. Но, здесь по безвозвратным потерям армии за время войны (погибшие, умершие от ран в госпиталях, пропавшие без вести, погибшие в плену) у различных авторов и исследователей существует расхождение буквально в разы: от благостных и сравнимых с потерями Германии и ее союзников на Восточном фронте 8,5 млн. чел. до жутких и фантастических 26, 4 млн. чел. (только армия, население само собой, дополнительно). Общее количество военнослужащих, поставленных под ружье за все время войны (с учетом предвоенной численности армии, которая также различна у разных авторов) колеблется по разным оценкам от 34 до 40 млн.чел. Получается, что безвозвратные потери армии оцениваются как 25-60% от призыва. Считая, что женщин в строевых частях побывало как минимум 30 тысяч человек, потери составили от 8 до 18 тысяч человек. Потери женщин-военнослужащих в частях ПВО, в войсках связи, в автомобильных войсках без архивных поисков оценить невозможно даже теоретически. Ясно, что они были, но сколько?..
Остановимся, хотя бы, на известных нам теперь цифрах потерь среди женщин-военнослужащих в Великой Отечественной войне. Это, во-первых, 94662 вольнонаемного персонала первого года войны, 53500 погибших женщин медицинского и санитарного корпуса, во-вторых, и, в-третьих, не менее 18 тысяч женщин-военнослужащих, погибших непосредственно на фронтах. Получается 166 тысяч человек. В этой цифре, возможно, был двойной учет погибших женщин-вольнонаёмных и медико-санитарного персонала, но, повторюсь, данные совершенно не полные и оценочные. Мы не знаем потери среди женщин в частях ПВО, в войсках связи, на флоте и так далее; мы не знаем, сколько их погибло в немецком плену, сколько не вернулось с заданий по линии НКВД-СМЕРШ, сколько погибло в партизанской войне и в подполье в тылу врага – ясно, что сотни тысяч, но точных цифр нет.
ЭПИЛОГ
Как нам удалось выяснить, женщин-фронтовиков было все же гораздо больше общепринятой цифры в 800 тысяч человек - как минимум 1млн.150 тысяч. При этом неведомо сколько их воевало в составе партизанских отрядов и среди подпольщиков, сколько радисток и подрывников входили в диверсионные группы. Сколько при этом погибло женщин-военнослужащих точно установить невозможно и отдельно таким подсчетом едва ли кто занимался. В данной статье установлена грубо приблизительная и далеко не полная цифра в 166 тысяч погибших женщин-фронтовичек. Это как минимум. (А вы попробуйте представить себе эти тысячи на одном поле).
Вот мы говорим «женщины», а в реальности были то девчонки 18-25 годов, молодые, цветущие. Не бабское это дело – воевать, а пришлось...
Как бы там ни было - и в дни Побед, и в дни Скорби - не забудьте помянуть и их - молодых,красивых, разбросанных в братских могилах от Волги до Эльбы.

«Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами…»

Правда про женщин на войне, о которой не писали в газетах…

Воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич «У войны – не женское лицо» – одной из самых знаменитых книг о Великой Отечественной, где война впервые показана глазами женщины. Книга переведена на 20 языков и включена в школьную и вузовскую программу:

  • «Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. «Не ходи, убьют, - не пускали меня бойцы, - видишь, уже светает». Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: «Заслуживает награды». В девятнадцать лет у меня была медаль «За отвагу». В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее - и не верю. Дите!»
  • «И когда он появился третий раз, это же одно мгновенье - то появится, то скроется, - я решила стрелять. Решилась, и вдруг такая мысль мелькнула: это же человек, хоть он враг, но человек, и у меня как-то начали дрожать руки, по всему телу пошла дрожь, озноб. Какой-то страх… Ко мне иногда во сне и сейчас возвращается это ощущение… После фанерных мишеней стрелять в живого человека было трудно. Я же его вижу в оптический прицел, хорошо вижу. Как будто он близко… И внутри у меня что-то противится… Что-то не дает, не могу решиться. Но я взяла себя в руки, нажала спусковой крючок… Не сразу у нас получилось. Не женское это дело - ненавидеть и убивать. Не наше… Надо было себя убеждать. Уговаривать…»
  • «И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом - вторая, третья… Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет - это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием - медаль «За боевые заслуги», за спасение двадцати пяти человек - орден Красной Звезды, за спасение сорока - орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти - орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль…»
  • «Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. Никогда! Таких наивных и таких искренних. С такой верой! Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: «Полк, под знамя! На колени!», все мы почувствовали себя счастливыми. Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, а я заболела «куриной слепотой», это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души…»
  • «Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы - вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: «Кто вы? Откуда?» Подошла ближе, ахнула и говорит: «Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет». Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: «Скорей! Быстрей!» И опять - «Скорей! Быстрей!» Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь».
  • «Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила… Я подросла на десять сантиметров…»
  • «У нашей матери не было сыновей… А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал…»
  • «Меня мобилизовали, я была врач. Я уехала с чувством долга. А мой папа был счастлив, что дочь на фронте. Защищает Родину. Папа шел в военкомат рано утром. Он шел получать мой аттестат и шел рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте…»
  • «Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:
    - Дайте мне конфет.
    Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое - карточки, что такое - блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: «Когда я дорасту до этой винтовки?» И все вдруг стали просить, вся очередь:
    - Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.
    И мне дали».
  • «И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору:
    - Меня ранило…
    В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:
    - Куда ранило?
    - Не знаю куда… Но кровь…
    Мне он, как отец, все рассказал… Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься - зубы скрипят. Вспоминаешь - где ты? Там или здесь?»
  • «Уезжала я на фронт материалисткой. Атеисткой. Хорошей советской школьницей уехала, которую хорошо учили. А там… Там я стала молиться… Я всегда молилась перед боем, читала свои молитвы. Слова простые… Мои слова… Смысл один, чтобы я вернулась к маме и папе. Настоящих молитв я не знала, и не читала Библию. Никто не видел, как я молилась. Я - тайно. Украдкой молилась. Осторожно. Потому что… Мы были тогда другие, тогда жили другие люди. Вы - понимаете?»
  • «Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый - старший лейтенант Белов, мой последний раненый - Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов - балетный вес. Сейчас уже не верится…»
  • «Я потом стала командиром отделения. Все отделение из молодых мальчишек. Мы целый день на катере. Катер небольшой, там нет никаких гальюнов. Ребятам по необходимости можно через борт, и все. Ну, а как мне? Пару раз я до того дотерпелась, что прыгнула прямо за борт и плаваю. Они кричат: «Старшина за бортом!» Вытащат. Вот такая элементарная мелочь… Но какая это мелочь? Я потом лечилась…
  • «Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: «Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь». Брат на фронте погиб. Она плакала: «Одинаково теперь - рожай девочек или мальчиков».
  • «А я другое скажу… Самое страшное для меня на войне - носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то… Я не выражусь… Ну, во-первых, очень некрасиво… Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О, Боже мой! Зимой и летом. Четыре года… Перешли советскую границу… Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и… И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз. Ха-а-а… Ну, понятно… Мы увидели нормальное женское белье… Почему не смеешься? Плачешь… Ну, почему?»
  • «В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью «За боевые заслуги» и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет - орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: «А за что ты получила свои медали?» или «А была ли ты в бою?» Пристают с шуточками: «А пули пробивают броню танка?» Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила - Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит: «Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел…»
  • «Ехали много суток… Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам – кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них… Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло – я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала…»
  • «Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят – это какие-то доли секунды… Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить. Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы… Нес и целовал… Было нас пять, конаковских девчонок… А одна я вернулась к маме…»
  • «И вот я командир орудия. И, значит, меня – в тысяча триста пятьдесят седьмой зенитный полк. Первое время из носа и ушей кровь шла, расстройство желудка наступало полное… Горло пересыхало до рвоты… Ночью еще не так страшно, а днем очень страшно. Кажется, что самолет прямо на тебя летит, именно на твое орудие. На тебя таранит! Это один миг… Сейчас он всю, всю тебя превратит ни во что. Все – конец!»
  • «Пока он слышит… До последнего момента говоришь ему, что нет-нет, разве можно умереть. Целуешь его, обнимаешь: что ты, что ты? Он уже мертвый, глаза в потолок, а я ему что-то еще шепчу… Успокаиваю… Фамилии вот стерлись, ушли из памяти, а лица остались…»
  • «У нас попала в плен медсестра… Через день, когда мы отбили ту деревню, везде валялись мертвые лошади, мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана… Ее посадили на кол… Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. В рюкзаке у нее мы нашли письма из дома и резиновую зеленую птичку. Детскую игрушку…»
  • «Под Севском немцы атаковали нас по семь-восемь раз в день. И я еще в этот день выносила раненых с их оружием. К последнему подползла, а у него рука совсем перебита. Болтается на кусочках… На жилах… В кровище весь… Ему нужно срочно отрезать руку, чтобы перевязать. Иначе никак. А у меня нет ни ножа, ни ножниц. Сумка телепалась-телепалась на боку, и они выпали. Что делать? И я зубами грызла эту мякоть. Перегрызла, забинтовала… Бинтую, а раненый: “Скорей, сестра. Я еще повоюю”. В горячке…»
  • «Я всю войну боялась, чтобы ноги не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине – что? Ему не так страшно, если даже ноги потеряет. Все равно – герой. Жених! А женщину покалечит, так это судьба ее решится. Женская судьба…»
  • «Мужчины разложат костер на остановке, трясут вшей, сушатся. А нам где? Побежим за какое-нибудь укрытие, там и раздеваемся. У меня был свитерочек вязаный, так вши сидели на каждом миллиметре, в каждой петельке. Посмотришь, затошнит. Вши бывают головные, платяные, лобковые… У меня были они все…»
  • «Мы стремились… Мы не хотели, чтобы о нас говорили: “Ах, эти женщины!” И старались больше, чем мужчины, мы еще должны были доказать, что не хуже мужчин. А к нам долго было высокомерное, снисходительное отношение: “Навоюют эти бабы…”»
  • «Три раза раненая и три раза контуженная. На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я об одном загадывала – дожить бы до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати. Ходила я в брюках, в пилотке, всегда оборванная, потому что всегда на коленках ползешь, да еще под тяжестью раненого. Не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это мечта была!»
  • «Идем… Человек двести девушек, а сзади человек двести мужчин. Жара стоит. Жаркое лето. Марш бросок – тридцать километров. Жара дикая… И после нас красные пятна на песке… Следы красные… Ну, дела эти… Наши… Как ты тут что спрячешь? Солдаты идут следом и делают вид, что ничего не замечают… Не смотрят под ноги… Брюки на нас засыхали, как из стекла становились. Резали. Там раны были, и все время слышался запах крови. Нам же ничего не выдавали… Мы сторожили: когда солдаты повесят на кустах свои рубашки. Пару штук стащим… Они потом уже догадывались, смеялись: “Старшина, дай нам другое белье. Девушки наше забрали”. Ваты и бинтов для раненых не хватало… А не то, что… Женское белье, может быть, только через два года появилось. В мужских трусах ходили и майках… Ну, идем… В сапогах! Ноги тоже сжарились. Идем… К переправе, там ждут паромы. Добрались до переправы, и тут нас начали бомбить. Бомбежка страшнейшая, мужчины – кто куда прятаться. Нас зовут… А мы бомбежки не слышим, нам не до бомбежки, мы скорее в речку. К воде… Вода! Вода! И сидели там, пока не отмокли… Под осколками… Вот оно… Стыд был страшнее смерти. И несколько девчонок в воде погибло…»
  • «Мы были счастливы, когда доставали котелок воды вымыть голову. Если долго шли, искали мягкой травы. Рвали ее и ноги… Ну, понимаете, травой смывали… Мы же свои особенности имели, девчонки… Армия об этом не подумала… Ноги у нас зеленые были… Хорошо, если старшина был пожилой человек и все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье, а если молодой, обязательно выбросит лишнее. А какое оно лишнее для девчонок, которым надо бывает два раза в день переодеться. Мы отрывали рукава от нижних рубашек, а их ведь только две. Это только четыре рукава…»
  • «Как нас встретила Родина? Без рыданий не могу… Сорок лет прошло, а до сих пор щеки горят. Мужчины молчали, а женщины… Они кричали нам: “Знаем, чем вы там занимались! Завлекали молодыми п… наших мужиков. Фронтовые б… Сучки военные…” Оскорбляли по-всякому… Словарь русский богатый… Провожает меня парень с танцев, мне вдруг плохо-плохо, сердце затарахтит. Иду-иду и сяду в сугроб. “Что с тобой?” – “Да ничего. Натанцевалась”. А это – мои два ранения… Это – война… А надо учиться быть нежной. Быть слабой и хрупкой, а ноги в сапогах разносились – сороковой размер. Непривычно, чтобы кто-то меня обнял. Привыкла сама отвечать за себя. Ласковых слов ждала, но их не понимала. Они мне, как детские. На фронте среди мужчин – крепкий русский мат. К нему привыкла. Подруга меня учила, она в библиотеке работала: “Читай стихи. Есенина читай”».
  • «Ноги пропали… Ноги отрезали… Спасали меня там же, в лесу… Операция была в самых примитивных условиях. Положили на стол оперировать, и даже йода не было, простой пилой пилили ноги, обе ноги… Положили на стол, и нет йода. За шесть километров в другой партизанский отряд поехали за йодом, а я лежу на столе. Без наркоза. Без… Вместо наркоза – бутылка самогонки. Ничего не было, кроме обычной пилы… Столярной… У нас был хирург, он сам тоже без ног, он говорил обо мне, это другие врачи передали: “Я преклоняюсь перед ней. Я столько мужчин оперировал, но таких не видел. Не вскрикнет”. Я держалась… Я привыкла быть на людях сильной…»
  • «Муж был старшим машинистом, а я машинистом. Четыре года в теплушке ездили, и сын вместе с нами. Он у меня за всю войну даже кошку не видел. Когда поймал под Киевом кошку, наш состав страшно бомбили, налетело пять самолетов, а он обнял ее: “Кисанька милая, как я рад, что я тебя увидел. Я не вижу никого, ну, посиди со мной. Дай я тебя поцелую”. Ребенок… У ребенка все должно быть детское… Он засыпал со словами: “Мамочка, у нас есть кошка. У нас теперь настоящий дом”».
  • «Лежит на траве Аня Кабурова… Наша связистка. Она умирает – пуля попала в сердце. В это время над нами пролетает клин журавлей. Все подняли головы к небу, и она открыла глаза. Посмотрела: “Как жаль, девочки”. Потом помолчала и улыбнулась нам: “Девочки, неужели я умру?” В это время бежит наш почтальон, наша Клава, она кричит: “Не умирай! Не умирай! Тебе письмо из дома…” Аня не закрывает глаза, она ждет… Наша Клава села возле нее, распечатала конверт. Письмо от мамы: “Дорогая моя, любимая доченька…” Возле меня стоит врач, он говорит: “Это – чудо. Чудо!! Она живет вопреки всем законам медицины…” Дочитали письмо… И только тогда Аня закрыла глаза…»
  • «Пробыла я у него один день, второй и решаю: “Иди в штаб и докладывай. Я с тобой здесь останусь”. Он пошел к начальству, а я не дышу: ну, как скажут, чтобы в двадцать четыре часа ноги ее не было? Это же фронт, это понятно. И вдруг вижу – идет в землянку начальство: майор, полковник. Здороваются за руку все. Потом, конечно, сели мы в землянке, выпили, и каждый сказал свое слово, что жена нашла мужа в траншее, это же настоящая жена, документы есть. Это же такая женщина! Дайте посмотреть на такую женщину! Они такие слова говорили, они все плакали. Я тот вечер всю жизнь вспоминаю…»
  • «Под Сталинградом… Тащу я двух раненых. Одного протащу – оставляю, потом – другого. И так тяну их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять, у обоих, как это проще объяснить, высоко отбиты ноги, они истекают кровью. Тут минута дорога, каждая минута. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, вдруг я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца… Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца спасаю. Я была в панике… Там, в дыму, не разобралась… Вижу: человек умирает, человек кричит… А-а-а… Они оба обгоревшие, черные. Одинаковые. А тут я разглядела: чужой медальон, чужие часы, все чужое. Эта форма проклятая. И что теперь? Тяну нашего раненого и думаю: “Возвращаться за немцем или нет?” Я понимала, что если я его оставлю, то он скоро умрет. От потери крови… И я поползла за ним. Я продолжала тащить их обоих… Это же Сталинград… Самые страшные бои. Самые-самые… Не может быть одно сердце для ненависти, а второе – для любви. У человека оно одно».
  • «Моя подруга… Не буду называть ее фамилии, вдруг обидится… Военфельдшер… Трижды ранена. Кончилась война, поступила в медицинский институт. Никого из родных она не нашла, все погибли. Страшно бедствовала, мыла по ночам подъезды, чтобы прокормиться. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: “Зачем ты порвала?” Она плачет: “А кто бы меня замуж взял?” – “Ну, что же, – говорю, – правильно сделала”. Еще громче плачет: “Мне бы эти бумажки теперь пригодились. Болею тяжело”. Представляете? Плачет».
  • «Это потом чествовать нас стали, через тридцать лет… Приглашать на встречи… А первое время мы таились, даже награды не носили. Мужчины носили, а женщины нет. Мужчины – победители, герои, женихи, у них была война, а на нас смотрели совсем другими глазами. Совсем другими… У нас, скажу я вам, забрали победу… Победу с нами не разделили. И было обидно… Непонятно…»
  • «Первая медаль “За отвагу”… Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: “Вперед! За Родину!”, а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась… И они все встали, и мы пошли в бой…»

«Ехали много суток… Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам — кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них… Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло — я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала…»

«Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. «Не ходи, убьют, — не пускали меня бойцы, — видишь, уже светает». Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: «Заслуживает награды». В девятнадцать лет у меня была медаль «За отвагу». В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее — и не верю. Дите!»

«У меня было ночное дежурство… Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан… Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет… Не дотянет до утра… Спрашиваю его: «Ну, как? Чем тебе помочь?» Никогда не забуду… Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: «Расстегни халат… Покажи мне свою грудь… Я давно не видел жену…» Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице…»

«Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы — вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: «Кто вы? Откуда?» Подошла ближе, ахнула и говорит: «Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет». Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: «Скорей! Быстрей!» И опять — «Скорей! Быстрей!» Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь».

«И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Я вам сейчас расскажу… Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом вторая, третья… Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет — это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием — медаль «За боевые заслуги», за спасение двадцати пяти человек — орден Красной Звезды, за спасение сорока — орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти — орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль…»

«Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. Никогда! Таких наивных и таких искренних. С такой верой! Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: «Полк, под знамя! На колени!», все мы почувствовали себя счастливыми. Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, а я заболела «куриной слепотой», это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души…»

«Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила… Я подросла на десять сантиметров…»

……………………………………

«Организовали курсы медсестер, и отец отвел нас с сестрой туда. Мне — пятнадцать лет, а сестре — четырнадцать. Он говорил: «Это все, что я могу отдать для победы. Моих девочек…» Другой мысли тогда не было. Через год я попала на фронт…»

……………………………………

«У нашей матери не было сыновей… А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал…»

………………………………………..

«Меня мобилизовали, я была врач. Я уехала с чувством долга. А мой папа был счастлив, что дочь на фронте. Защищает Родину. Папа шел в военкомат рано утром. Он шел получать мой аттестат и шел рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте…»

……………………………………….

«Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:

— Дайте мне конфет.

Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое — карточки, что такое — блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: «Когда я дорасту до этой винтовки?» И все вдруг стали просить, вся очередь:

— Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.

И мне дали».

«И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору:

— Меня ранило…

В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:

— Куда ранило?

— Не знаю куда… Но кровь…

Мне он, как отец, все рассказал… Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься — зубы скрипят. Вспоминаешь — где ты? Там или здесь?»

…………………………………………..

«Уезжала я на фронт материалисткой. Атеисткой. Хорошей советской школьницей уехала, которую хорошо учили. А там… Там я стала молиться… Я всегда молилась перед боем, читала свои молитвы. Слова простые… Мои слова… Смысл один, чтобы я вернулась к маме и папе. Настоящих молитв я не знала, и не читала Библию. Никто не видел, как я молилась. Я — тайно. Украдкой молилась. Осторожно. Потому что… Мы были тогда другие, тогда жили другие люди. Вы — понимаете?»

«Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый — старший лейтенант Белов, мой последний раненый — Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов — балетный вес. Сейчас уже не верится…»

……………………………………

«Я потом стала командиром отделения. Все отделение из молодых мальчишек. Мы целый день на катере. Катер небольшой, там нет никаких гальюнов. Ребятам по необходимости можно через борт, и все. Ну, а как мне? Пару раз я до того дотерпелась, что прыгнула прямо за борт и плаваю. Они кричат: «Старшина за бортом!» Вытащат. Вот такая элементарная мелочь… Но какая это мелочь? Я потом лечилась…

………………………………………

«Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: «Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь». Брат на фронте погиб. Она плакала: «Одинаково теперь — рожай девочек или мальчиков».

«А я другое скажу… Самое страшное для меня на войне — носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то… Я не выражусь… Ну, во-первых, очень некрасиво… Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О, Боже мой! Зимой и летом. Четыре года… Перешли советскую границу… Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и… И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз. Ха-а-а… Ну, понятно… Мы увидели нормальное женское белье… Почему не смеешься? Плачешь… Ну, почему?»

……………………………………..

«В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью «За боевые заслуги» и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет — орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: «А за что ты получила свои медали?» или «А была ли ты в бою?» Пристают с шуточками: «А пули пробивают броню танка?» Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила — Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит: «Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел…»

— Ты хоть пробовала?

— Не чего, а кого… Бабу!

— Не-е-ет…

…………………………………………

……………………………………………

«Замаскировались. Сидим. Ждем ночи, чтобы все-таки сделать попытку прорваться. И лейтенант Миша Т., комбат был ранен, и он выполнял обязанности комбата, лет ему было двадцать, стал вспоминать, как он любил танцевать, играть на гитаре. Потом спрашивает:

— Ты хоть пробовала?

— Чего? Что пробовала? — А есть хотелось страшно.

— Не чего, а кого… Бабу!

А до войны пирожные такие были. С таким названием.

— Не-е-ет…

— И я тоже еще не пробовал. Вот умрешь и не узнаешь, что такое любовь… Убьют нас ночью…

— Да пошел ты, дурак! — До меня дошло, о чем он.

Умирали за жизнь, еще не зная, что такое жизнь. Обо всем еще только в книгах читали. Я кино про любовь любила…»

…………………………………………

«Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят — это какие-то доли секунды… Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить. Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы… Нес и целовал… Было нас пять, конаковских девчонок… А одна я вернулась к маме…»

……………………………………………

«Был организован Отдельный отряд дымомаскировки, которым командовал бывший командир дивизиона торпедных катеров капитан-лейтенант Александр Богданов. Девушки, в основном, со средне-техническим образованием или после первых курсов института. Наша задача — уберечь корабли, прикрывать их дымом. Начнется обстрел, моряки ждут: «Скорей бы девчата дым повесили. С ним поспокойнее». Выезжали на машинах со специальной смесью, а все в это время прятались в бомбоубежище. Мы же, как говорится, вызывали огонь на себя. Немцы ведь били по этой дымовой завесе…»

«Нам сказали одеть все военное, а я метр пятьдесят. Влезла в брюки, и девочки меня наверху ими завязали».

…………………………………..

«Пока он слышит… До последнего момента говоришь ему, что нет-нет, разве можно умереть. Целуешь его, обнимаешь: что ты, что ты? Он уже мертвый, глаза в потолок, а я ему что-то еще шепчу… Успокаиваю… Фамилии вот стерлись, ушли из памяти, а лица остались… «

…………………………………

«У нас попала в плен медсестра… Через день, когда мы отбили ту деревню, везде валялись мертвые лошади, мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана… Ее посадили на кол… Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. В рюкзаке у нее мы нашли письма из дома и резиновую зеленую птичку. Детскую игрушку…»

……………………………….

«Под Севском немцы атаковали нас по семь-восемь раз в день. И я еще в этот день выносила раненых с их оружием. К последнему подползла, а у него рука совсем перебита. Болтается на кусочках… На жилах… В кровище весь… Ему нужно срочно отрезать руку, чтобы перевязать. Иначе никак. А у меня нет ни ножа, ни ножниц. Сумка телепалась-телепалась на боку, и они выпали. Что делать? И я зубами грызла эту мякоть. Перегрызла, забинтовала… Бинтую, а раненый: «Скорей, сестра. Я еще повоюю». В горячке…»

«Я всю войну боялась, чтобы ноги не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине — что? Ему не так страшно, если даже ноги потеряет. Все равно — герой. Жених! А женщину покалечит, так это судьба ее решится. Женская судьба…»

…………………………………

«Мужчины разложат костер на остановке, трясут вшей, сушатся. А нам где? Побежим за какое-нибудь укрытие, там и раздеваемся. У меня был свитерочек вязаный, так вши сидели на каждом миллиметре, в каждой петельке. Посмотришь, затошнит. Вши бывают головные, платяные, лобковые… У меня были они все…»

………………………………….

«Под Макеевкой, в Донбассе, меня ранило, ранило в бедро. Влез вот такой осколочек, как камушек, сидит. Чувствую — кровь, я индивидуальный пакет сложила и туда. И дальше бегаю, перевязываю. Стыдно кому сказать, ранило девчонку, да куда — в ягодицу. В попу… В шестнадцать лет это стыдно кому-нибудь сказать. Неудобно признаться. Ну, и так я бегала, перевязывала, пока не потеряла сознание от потери крови. Полные сапоги натекло…»

«Приехал врач, сделали кардиограмму, и меня спрашивают:

— Вы когда перенесли инфаркт?

— Какой инфаркт?

— У вас все сердце в рубцах.

А эти рубцы, видно, с войны. Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают… Летали мы в основном ночью. Какое-то время нас попробовали посылать на задания днем, но тут же отказались от этой затеи. Наши «По-2″ подстреливали из автомата… Делали до двенадцати вылетов за ночь. Я видела знаменитого летчика-аса Покрышкина, когда он прилетал из боевого полета. Это был крепкий мужчина, ему не двадцать лет и не двадцать три, как нам: пока самолет заправляли, техник успевал снять с него рубашку и выкрутить. С нее текло, как будто он под дождем побывал. Теперь можете легко себе представить, что творилось с нами. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли уже планшет нести, тянули по земле».

«Мы стремились… Мы не хотели, чтобы о нас говорили: «Ах, эти женщины!» И старались больше, чем мужчины, мы еще должны были доказать, что не хуже мужчин. А к нам долго было высокомерное, снисходительное отношение: «Навоюют эти бабы…»

Три раза раненая и три раза контуженная. На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я об одном загадывала — дожить бы до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати. Ходила я в брюках, в пилотке, всегда оборванная, потому что всегда на коленках ползешь, да еще под тяжестью раненого. Не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это мечта была! Приехал как-то командир дивизии, увидел меня и спрашивает: «А что это у вас за подросток? Что вы его держите? Его бы надо послать учиться».

«Мы были счастливы, когда доставали котелок воды вымыть голову. Если долго шли, искали мягкой травы. Рвали ее и ноги… Ну, понимаете, травой смывали… Мы же свои особенности имели, девчонки… Армия об этом не подумала… Ноги у нас зеленые были… Хорошо, если старшина был пожилой человек и все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье, а если молодой, обязательно выбросит лишнее. А какое оно лишнее для девчонок, которым надо бывает два раза в день переодеться. Мы отрывали рукава от нижних рубашек, а их ведь только две. Это только четыре рукава…»

«Идем… Человек двести девушек, а сзади человек двести мужчин. Жара стоит. Жаркое лето. Марш бросок — тридцать километров. Жара дикая… И после нас красные пятна на песке… Следы красные… Ну, дела эти… Наши… Как ты тут что спрячешь? Солдаты идут следом и делают вид, что ничего не замечают… Не смотрят под ноги… Брюки на нас засыхали, как из стекла становились. Резали. Там раны были, и все время слышался запах крови. Нам же ничего не выдавали… Мы сторожили: когда солдаты повесят на кустах свои рубашки. Пару штук стащим… Они потом уже догадывались, смеялись: «Старшина, дай нам другое белье. Девушки наше забрали». Ваты и бинтов для раненых не хватало… А не то, что… Женское белье, может быть, только через два года появилось. В мужских трусах ходили и майках… Ну, идем… В сапогах! Ноги тоже сжарились. Идем… К переправе, там ждут паромы. Добрались до переправы, и тут нас начали бомбить. Бомбежка страшнейшая, мужчины — кто куда прятаться. Нас зовут… А мы бомбежки не слышим, нам не до бомбежки, мы скорее в речку. К воде… Вода! Вода! И сидели там, пока не отмокли… Под осколками… Вот оно… Стыд был страшнее смерти. И несколько девчонок в воде погибло…»

«Наконец получили назначение. Привели меня к моему взводу… Солдаты смотрят: кто с насмешкой, кто со злом даже, а другой так передернет плечами — сразу все понятно. Когда командир батальона представил, что вот, мол, вам новый командир взвода, все сразу взвыли: «У-у-у-у…» Один даже сплюнул: «Тьфу!» А через год, когда мне вручали орден Красной Звезды, эти же ребята, кто остался в живых, меня на руках в мою землянку несли. Они мной гордились».

Ускоренным маршем вышли на задание. Погода была теплая, шли налегке. Когда стали проходить позиции артиллеристов-дальнобойщиков, вдруг один выскочил из траншеи и закричал: «Воздух! Рама!» Я подняла голову и ищу в небе «раму». Никакого самолета не обнаруживаю. Кругом тихо, ни звука. Где же та «рама»? Тут один из моих саперов попросил разрешения выйти из строя. Смотрю, он направляется к тому артиллеристу и отвешивает ему оплеуху. Не успела я что-нибудь сообразить, как артиллерист закричал: «Хлопцы, наших бьют!» Из траншеи повыскакивали другие артиллеристы и окружили нашего сапера. Мой взвод, не долго думая, побросал щупы, миноискатели, вещмешки и бросился к нему на выручку. Завязалась драка. Я не могла понять, что случилось? Почему взвод ввязался в драку? Каждая минута на счету, а тут такая заваруха. Даю команду: «Взвод, стать в строй!» Никто не обращает на меня внимания. Тогда я выхватила пистолет и выстрелила в воздух. Из блиндажа выскочили офицеры. Пока всех утихомирили, прошло значительное время. Подошел к моему взводу капитан и спросил: «Кто здесь старший?» Я доложила. У него округлились глаза, он даже растерялся. Затем спросил: «Что тут произошло?» Я не могла ответить, так как на самом деле не знала причины. Тогда вышел мой помкомвзвода и рассказал, как все было. Так я узнала, что такое «рама», какое это обидное было слово для женщины. Что-то типа шлюхи. Фронтовое ругательство…»

Про любовь спрашиваете? Я не боюсь сказать правду… Я была пэпэже, то, что расшифровывается «походно-полевая жена. Жена на войне. Вторая. Незаконная. Первый командир батальона… Я его не любила. Он хороший был человек, но я его не любила. А пошла к нему в землянку через несколько месяцев. Куда деваться? Одни мужчины вокруг, так лучше с одним жить, чем всех бояться. В бою не так страшно было, как после боя, особенно, когда отдых, на переформирование отойдем. Как стреляют, огонь, они зовут: «Сестричка! Сестренка!», а после боя каждый тебя стережет… Из землянки ночью не вылезешь… Говорили вам это другие девчонки или не признались? Постыдились, думаю… Промолчали. Гордые! А оно все было… Но об этом молчат… Не принято… Нет… Я, например, в батальоне была одна женщина, жила в общей землянке. Вместе с мужчинами. Отделили мне место, но какое оно отдельное, вся землянка шесть метров. Я просыпалась ночью от того, что махала руками, то одному дам по щекам, по рукам, то другому. Меня ранило, попала в госпиталь и там махала руками. Нянечка ночью разбудит: «Ты чего?» Кому расскажешь?»

…………………………………

«Мы его хоронили… Он лежал на плащ-палатке, его только-только убило. Немцы нас обстреливают. Надо хоронить быстро… Прямо сейчас… Нашли старые березы, выбрали ту, которая поодаль от старого дуба стояла. Самая большая. Возле нее… Я старалась запомнить, чтобы вернуться и найти потом это место. Тут деревня кончается, тут развилка… Но как запомнить? Как запомнить, если одна береза на наших глазах уже горит… Как? Стали прощаться… Мне говорят: «Ты — первая!» У меня сердце подскочило, я поняла… Что… Всем, оказывается, известно о моей любви. Все знают… Мысль ударила: может, и он знал? Вот… Он лежит… Сейчас его опустят в землю… Зароют. Накроют песком… Но я страшно обрадовалась этой мысли, что, может, он тоже знал. А вдруг и я ему нравилась? Как будто он живой и что-то мне сейчас ответит… Вспомнила, как на Новый год он подарил мне немецкую шоколадку. Я ее месяц не ела, в кармане носила. Сейчас до меня это не доходит, я всю жизнь вспоминаю… Этот момент… Бомбы летят… Он… Лежит на плащ-палатке… Этот момент… А я радуюсь… Стою и про себя улыбаюсь. Ненормальная. Я радуюсь, что он, может быть, знал о моей любви… Подошла и его поцеловала. Никогда до этого не целовала мужчину… Это был первый…»

«Как нас встретила Родина? Без рыданий не могу… Сорок лет прошло, а до сих пор щеки горят. Мужчины молчали, а женщины… Они кричали нам: «Знаем, чем вы там занимались! Завлекали молодыми п… наших мужиков. Фронтовые б… Сучки военные…» Оскорбляли по-всякому… Словарь русский богатый… Провожает меня парень с танцев, мне вдруг плохо-плохо, сердце затарахтит. Иду-иду и сяду в сугроб. «Что с тобой?» — «Да ничего. Натанцевалась». А это — мои два ранения… Это — война… А надо учиться быть нежной. Быть слабой и хрупкой, а ноги в сапогах разносились — сороковой размер. Непривычно, чтобы кто-то меня обнял. Привыкла сама отвечать за себя. Ласковых слов ждала, но их не понимала. Они мне, как детские. На фронте среди мужчин — крепкий русский мат. К нему привыкла. Подруга меня учила, она в библиотеке работала: «Читай стихи. Есенина читай».

«Ноги пропали… Ноги отрезали… Спасали меня там же, в лесу… Операция была в самых примитивных условиях. Положили на стол оперировать, и даже йода не было, простой пилой пилили ноги, обе ноги… Положили на стол, и нет йода. За шесть километров в другой партизанский отряд поехали за йодом, а я лежу на столе. Без наркоза. Без… Вместо наркоза — бутылка самогонки. Ничего не было, кроме обычной пилы… Столярной… У нас был хирург, он сам тоже без ног, он говорил обо мне, это другие врачи передали: «Я преклоняюсь перед ней. Я столько мужчин оперировал, но таких не видел. Не вскрикнет». Я держалась… Я привыкла быть на людях сильной…»

……………………………………..

Подбежав к машине, открыла дверку и стала докладывать:

— Товарищ генерал, по вашему приказанию…

Услышала:

— Отставить…

Вытянулась по стойке «смирно». Генерал даже не повернулся ко мне, а через стекло машины смотрит на дорогу. Нервничает и часто посматривает на часы. Я стою. Он обращается к своему ординарцу:

— Где же тот командир саперов?

Я снова попыталась доложить:

— Товарищ генерал…

Он наконец повернулся ко мне и с досадой:

— На черта ты мне нужна!

Я все поняла и чуть не расхохоталась. Тогда его ординарец первый догадался:

— Товарищ генерал, а может, она и есть командир саперов?

Генерал уставился на меня:

— Ты кто?

— Командир саперного взвода, товарищ генерал.

— Ты — командир взвода? — возмутился он.

— Так точно, товарищ генерал!

— Это твои саперы работают?

— Так точно, товарищ генерал!

— Заладила: генерал, генерал…

Вылез из машины, прошел несколько шагов вперед, затем вернулся ко мне. Постоял, смерил глазами. И к своему ординарцу:

«Муж был старшим машинистом, а я машинистом. Четыре года в теплушке ездили, и сын вместе с нами. Он у меня за всю войну даже кошку не видел. Когда поймал под Киевом кошку, наш состав страшно бомбили, налетело пять самолетов, а он обнял ее: «Кисанька милая, как я рад, что я тебя увидел. Я не вижу никого, ну, посиди со мной. Дай я тебя поцелую». Ребенок… У ребенка все должно быть детское… Он засыпал со словами: «Мамочка, у нас есть кошка. У нас теперь настоящий дом».

«Лежит на траве Аня Кабурова… Наша связистка. Она умирает — пуля попала в сердце. В это время над нами пролетает клин журавлей. Все подняли головы к небу, и она открыла глаза. Посмотрела: «Как жаль, девочки». Потом помолчала и улыбнулась нам: «Девочки, неужели я умру?» В это время бежит наш почтальон, наша Клава, она кричит: «Не умирай! Не умирай! Тебе письмо из дома…» Аня не закрывает глаза, она ждет… Наша Клава села возле нее, распечатала конверт. Письмо от мамы: «Дорогая моя, любимая доченька…» Возле меня стоит врач, он говорит: «Это — чудо. Чудо!! Она живет вопреки всем законам медицины…» Дочитали письмо… И только тогда Аня закрыла глаза…»

…………………………………

«Пробыла я у него один день, второй и решаю: «Иди в штаб и докладывай. Я с тобой здесь останусь». Он пошел к начальству, а я не дышу: ну, как скажут, чтобы в двадцать четыре часа ноги ее не было? Это же фронт, это понятно. И вдруг вижу — идет в землянку начальство: майор, полковник. Здороваются за руку все. Потом, конечно, сели мы в землянке, выпили, и каждый сказал свое слово, что жена нашла мужа в траншее, это же настоящая жена, документы есть. Это же такая женщина! Дайте посмотреть на такую женщину! Они такие слова говорили, они все плакали. Я тот вечер всю жизнь вспоминаю… Что у меня еще осталось? Зачислили санитаркой. Ходила с ним в разведку. Бьет миномет, вижу — упал. Думаю: убитый или раненый? Бегу туда, а миномет бьет, и командир кричит: «Куда ты прешь, чертова баба!!» Подползу — живой… Живой!»

«Два года назад гостил у меня наш начальник штаба Иван Михайлович Гринько. Он уже давно на пенсии. За этим же столом сидел. Я тоже пирогов напекла. Беседуют они с мужем, вспоминают… О девчонках наших заговорили… А я как зареву: «Почет, говорите, уважение. А девчонки-то почти все одинокие. Незамужние. Живут в коммуналках. Кто их пожалел? Защитил? Куда вы подевались все после войны? Предатели!!» Одним словом, праздничное настроение я им испортила… Начальник штаба вот на твоем месте сидел. «Ты мне покажи, — стучал кулаком по столу, — кто тебя обижал. Ты мне его только покажи!» Прощения просил: «Валя, я ничего тебе не могу сказать, кроме слез».

………………………………..

«Я до Берлина с армией дошла… Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями. Пожила три дня, а на четвертый мама поднимает меня с постели и говорит: «Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами… » Не трогайте мою душу. Напишите, как другие, о моих наградах…»

………………………………..

«Под Сталинградом… Тащу я двух раненых. Одного протащу — оставляю, потом — другого. И так тяну их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять, у обоих, как это проще объяснить, высоко отбиты ноги, они истекают кровью. Тут минута дорога, каждая минута. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, вдруг я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца… Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца спасаю. Я была в панике… Там, в дыму, не разобралась… Вижу: человек умирает, человек кричит… А-а-а… Они оба обгоревшие, черные. Одинаковые. А тут я разглядела: чужой медальон, чужие часы, все чужое. Эта форма проклятая. И что теперь? Тяну нашего раненого и думаю: «Возвращаться за немцем или нет?» Я понимала, что если я его оставлю, то он скоро умрет. От потери крови… И я поползла за ним. Я продолжала тащить их обоих… Это же Сталинград… Самые страшные бои. Самые-самые. Моя ты бриллиантовая… Не может быть одно сердце для ненависти, а второе — для любви. У человека оно одно».

«Кончилась война, они оказались страшно незащищенными. Вот моя жена. Она — умная женщина, и она к военным девушкам плохо относится. Считает, что они ехали на войну за женихами, что все крутили там романы. Хотя на самом деле, у нас же искренний разговор, это чаще всего были честные девчонки. Чистые. Но после войны… После грязи, после вшей, после смертей… Хотелось чего-то красивого. Яркого. Красивых женщин… У меня был друг, его на фронте любила одна прекрасная, как я сейчас понимаю, девушка. Медсестра. Но он на ней не женился, демобилизовался и нашел себе другую, посмазливее. И он несчастлив со своей женой. Теперь вспоминает ту, свою военную любовь, она ему была бы другом. А после фронта он жениться на ней не захотел, потому что четыре года видел ее только в стоптанных сапогах и мужском ватнике. Мы старались забыть войну. И девчонок своих тоже забыли…»

…………………………………..

«Моя подруга… Не буду называть ее фамилии, вдруг обидится… Военфельдшер… Трижды ранена. Кончилась война, поступила в медицинский институт. Никого из родных она не нашла, все погибли. Страшно бедствовала, мыла по ночам подъезды, чтобы прокормиться. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: «Зачем ты порвала?» Она плачет: «А кто бы меня замуж взял?» — «Ну, что же, — говорю, — правильно сделала». Еще громче плачет: «Мне бы эти бумажки теперь пригодились. Болею тяжело». Представляете? Плачет.»

…………………………………….

«Мы поехали в Кинешму, это Ивановская область, к его родителям. Я ехала героиней, я никогда не думала, что так можно встретить фронтовую девушку. Мы же столько прошли, столько спасли матерям детей, женам мужей. И вдруг… Я узнала оскорбление, я услышала обидные слова. До этого же кроме как: «сестричка родная», «сестричка дорогая», ничего другого не слышала… Сели вечером пить чай, мать отвела сына на кухню и плачет: «На ком ты женился? На фронтовой… У тебя же две младшие сестры. Кто их теперь замуж возьмет?» И сейчас, когда об этом вспоминаю, плакать хочется. Представляете: привезла я пластиночку, очень любила ее. Там были такие слова: и тебе положено по праву в самых модных туфельках ходить… Это о фронтовой девушке. Я ее поставила, старшая сестра подошла и на моих глазах разбила, мол, у вас нет никаких прав. Они уничтожили все мои фронтовые фотографии… Хватило нам, фронтовым девчонкам. И после войны досталось, после войны у нас была еще одна война. Тоже страшная. Как-то мужчины оставили нас. Не прикрыли. На фронте по-другому было».

«Это потом чествовать нас стали, через тридцать лет… Приглашать на встречи… А первое время мы таились, даже награды не носили. Мужчины носили, а женщины нет. Мужчины — победители, герои, женихи, у них была война, а на нас смотрели совсем другими глазами. Совсем другими… У нас, скажу я вам, забрали победу… Победу с нами не разделили. И было обидно… Непонятно…»

…………………………………..

«Первая медаль «За отвагу»… Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: «Вперед! За Родину!», а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась… И они все встали, и мы пошли в бой…»

3.8 (75.56%) 45 votes

Женщины в плену у немцев. Как издевались нацисты над пленными советскими женщинами

Вторая мировая война катком прошлась по человечеству. Миллионы погибших и намного больше искалеченных жизней и судеб. Все воюющие стороны творили поистине чудовищные вещи, оправдывая всё войной.

Осторожно! Материал, представленный в подборке, может показаться неприятным или пугающим.

Конечно, в этом плане особенно отличились нацисты, и это даже не учитывая Холокост. Существует множество как документально подтвержденных, так и откровенно выдуманных историй о том, что вытворяли немецкие солдаты.

Один из высокопоставленных немецких офицеров вспоминал инструктажи, которые они проходили. Интересно, что относительно женщин-военнослужащих был только один приказ: «Расстреливать».

Большинство так и поступало, но среди погибших часто находят тела женщин в форме Красной армии - солдат, медсестер или санитарок, на телах которых остались следы жестоких пыток

Жители деревни Смаглеевки, к примеру, рассказывают, что, когда у них были нацисты, они нашли тяжело раненную девушку. И несмотря ни на что выволокли ее на дорогу, раздели и расстреляли.

Рекомендуем почитать

Но перед смертью ее долго пытали ради удовольствия. Всё ее тело превратили в сплошное кровавое месиво. Примерно так же нацисты поступали с женщинами-партизанами. Перед тем как казнить, их могли раздеть догола и долгое время держать на морозе.

Женщины военнослужащие РККА в плену у и немцев 1 часть

Само собой, пленницы постоянно подвергались изнасилованиям.

Женщины военнослужащие РККА в плену у финов и немцев часть 2. Еврейки

И если высшим немецким чинам запрещалось вступать в интимную связь с пленницами, то у простых рядовых в этом деле было больше свободы.

А если девушка не умирала после того, как целая рота ею попользовалась, то ее просто пристреливали.

Еще хуже была ситуация в концлагерях. Разве что девушке везло и кто-то из высших чинов лагеря брал ее к себе в качестве прислуги. Хотя от изнасилований это не сильно спасало.

В этом плане самым жестоким местом был лагерь № 337. Там пленных часами держали голыми на морозе, в бараки селили по сотне человек сразу, а любого, кто не мог выполнять работу, сразу же убивали. Ежедневно в шталаге уничтожали около 700 военнопленных.

К женщинам применяли такие же пытки, как к мужчинам, а то и гораздо хуже. В плане пыток нацистам могла позавидовать испанская инквизиция.

Советские солдаты точно знали, что происходит в концлагерях и чем грозит плен. Поэтому сдаваться никто не хотел и не собирался. Бились до конца, до самой смерти, уж она единственная была победителем в те страшные годы.

Светлая память всем погибшим на войне…