Сознание как осознанное социальное бытие

Основой философско-психологического анализа сознания может выступить известное положение о том, что «сознание никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием» (К.Маркс), а бытие есть реальный процесс жизни людей. Здесь каждое слово говорит само за себя: сознание - это не знание о бытии и не отношение к нему, а само осознанное (значит, не ин­стинктивное, как у животных) бытие.

Ранее мы отмечали общественный, социальный характер бытия человека. Поэтому сознание изначально включено в качестве необходимого элемента в социальные структуры. Социальные системы функционируют и развиваются в сознательной деятельности человека.

Следовательно, сознание можно рассматривать как функцию, атрибут социальных систем, выводить его содержание и формы из переплетения и дифференциации связей системы. Свое со­держание сознание черпает из социального бытия, точнее, соци­альное бытие представлено, «отпечатано» в сознании человека. Человеческое сознание есть осознание человеком жизненной ре­альности, социальных реально-практических отношений.

В таком случае вместо однородной плоскости сознания вы­являются его глубинные слои. Сознание оказывается многомер­ным, объемным. Оно оказывается причинно обусловленным на различных одновременно существующих уровнях: на уровне меха­ники социального, механики бессознательного, механики знако­вых систем культуры и т.д. (М.К.Мамардашвили)

Сознание представляется составленным из наслоений гене­тически разнородных, в разное время возникших и по разным законам движущихся структур. И уж конечно, сознание в этой своей объемности, в своих многочисленных измерениях не охва­тывается самосознательной работой размышляющего о себе и мире индивида.

Сделаем некоторые выводы.

1. «Сознание вообще» не может рассматриваться как отношение к действительности. Втаком качестве оно замещает реально-действующего субъекта чистым самосознанием. Сознание должно быть понято как отношение в самой действительности. Сознание есть вполне определенное отношение (или совокупность отношений) в системе других отношений.

Сознание не может быть натуральным свойством индивида, его нельзя сводить к свойству высокоорганизованной материи - мозгу. Так понимаемое сознание выступает как предмет естественно-научного анализа, например, в физиологии, нейропсихологии. Ученых всегда привлекала идея локализовать сознание в мозговых структурах, в нейрофизиологических механизмах, а затем с помощью экспериментальной, аппаратурной тех­ники изучить его. Примечательно, что многочисленные попытки поисков сознания в мозге не увенчались успехом. Они были бес­перспективны изначально.

3. «Сознание как таковое» не имеет индивидуального сущест­вования или индивидуального представительства. Оно просто есть - ни к кому в отдельности и ни к чему конкретно - вооб­ще не приуроченное. Как таковое, сознание есть культурно (знаково-символически), действенно (результативно), предметно (смыслово) со-организованное сообщество, которое оказывается подлинным «телом» сознания.

Выступая с высокой трибуны ООН, президент Медведев сделал ряд важных заявлений, касающихся международных отношений, экономики, разоружения - но нам, прежде всего, хотелось бы обратить внимание на его слова, касающиеся моральных оснований жизни:

"Всех нас объединяют ценности, берущие своё начало в нравственности, религии, обычаях и традициях. Речь идёт о таких важнейших для нас категориях, как право на жизнь, терпимость к инакомыслию, ответственность перед близкими, милосердие и сострадание. Всё это - основа как повседневной жизни, так и межгосударственных отношений"

Президент великой европейской державы, говорящий о ценностях, восходящих к религии, обычаям и традициям - это важный, и очень хороший знак. Европейское - и русское в особенности - сознание отравлено марксистской, по происхождению, идеей, что "не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание". Экономические отношения - это базис, а вот духовная жизнь, идеалы, ценности, вера - это надстройка. Эта идея явилась - и является - источником всякой революционности, от революционности русских большевиков до революционности американских неоконов. Если достаточно переустроить общественные отношения, как переустроятся и души людей, и явится прекрасный новый мир, где человек человеку друг, товарищ и брат, то революция выглядит оправданной. Как говорил герой одного советского фильма, "там, впереди, за кровью да за пожарами, жизнь светлая-светлая". Однако раз за разом кровь и пожары оказываются в избытке, а прекрасный новый мир так и не является, а появляется что-то довольно жуткое; везде и всегда - от русской революции до освобождения Ирака - тезис "переделайте общественное устроение, а люди переделаются вслед за ним" сталкивается с катастрофическим опровержением.

Истиной оказывается противоположный тезис - сознание людей определяет их бытие. Жизнь людей определяется тем, во что они верят, что они чтут, на что они надеются, как они видят себя, свой долг, свое место в мироздании. Скелетом общества, его несущей конструкцией оказываются не фабрики и заводы, не армия и флот, не парламент и правительство, а вещи, кажется, неощутимые - традиция, вера, ценности.

Есть шутливая инструкция по тому, что делать, если Вы упали в яму. Ее первый пункт - перестаньте рыть дальше. Мы находимся в яме, вызванной именно марксистким, материалистическим подходом к жизни - даже если этого подхода придерживаются люди, которые терпеть не могут Маркса. Увы, можно ненавидеть большевизм и быть большевиком в своем подходе к общественным проблемам. Можно никогда не читать Маркса (или относиться к нему неприязненно) и следовать его максиме - "бытие определяет сознание".

На самом деле наше бытие определяется состоянием нравов; недобросовестность в работе, безответственность, нечестность или склонность к выпивке происходят не от общественного неустройства - напротив, это общественное неустройство происходит от этих причин. Можно негодовать на коррупцию среди начальствующих, но главное несчастье в том, что на их место некого поставить - обычный человек, попав в ситуацию, когда он может развратиться, развращается точно также как и тот, кто был на этом месте до него. Самое печальное, что это воспринимается как неизбежность - никто ни от кого и не ожидает честности и самоотверженного служения общему благу. В самом деле, только кура-дура от себя гребет, почему человек, имея возможность нечестного прибытка и незаконных удовольствий, должен себе отказывать? По какой причине? Причины, по которым люди способны обуздывать свою жадность или тягу к удовольствиям, неизбежно носят мировоззренческий характер. Они неизбежно связаны с ответами на вопросы, которые поставил немецкий философ Иммануил Кант: "что я могу знать? что я должен делать? на что я могу надеяться?". Последний вопрос самый важный - если надеяться людям не на что, если мы не больше чем обезьяны-переростки, если сознание, мечты, надежды - не более чем, мельтешение электрических импульсов в мозгу, которое навсегда прекращается со смертью, то какое значение может иметь долг? Будем есть и пить, ибо завтра умрем!

Все человеческие цивилизации включали земную жизнь в какой-то более широкий и глубокий контекст, человек был гармонически вписан в мироздание, его обязанности и права коренились в его соотнесенности с самыми основаниями реальности. Наша цивилизация - Россия в силу большевистской катастрофы, Западная Европа в результате плавного процесса отхода от веры, оказалась в уникальном положении, когда множество людей не видят в мироздании никакого смысла, никакого разума, никакого закона. В атеистической вселенной нет ничего, кроме движущейся материи, человек возник случайно, безличные природные силы породили его безо всякой цели и смысла, мироздание холодно и пусто, в нем нет ни красоты, ни закона, ни предназначения, а тот смысл, который мы в него вкладываем - не более, чем наше субъективное мечтание.

Однако мечтания - слабая опора, чтобы противиться реальным искушениям. Если Вам не на что опереться, Вы упадете. И пока мы не найдем прочной, несомненной опоры, мы будем падать. Мы не можем такую опору изобрести - мы можем к ней только вернуться. Эта опора - взаимоотношения с праведным, любящим Богом, который создал человека по Своему образу, который призывает его к спасению и жизни вечной. Взаимоотношения, которые приносят в нашу жизнь цель и смысл, радость и надежду.

Людям бывает очень тяжело пересмотреть даже грубо и очевидно ошибочные воззрения - и особенно тяжело, когда эти воззрения глубоко въелись в сознание не только отдельных людей, но общества в целом. Поэтому то, что сказал президент с трибуны ООН - очень важно. Не во власти президента изменить сердца людей - но он может, как человек известный и уважаемый, поддержать определенную точку зрения. И эта точка зрения не является просто одним из мнений - она является основанием любого здравого общественного устроения.

Http://www.radonezh.ru/analytic/articles/?ID=3161

Сознание всегда есть осознанное бытие, выражение отношения человека к своему бытию. Знание - объективная реальность, данная в сознании человека, который в своей деятельности отражает, идеально воспроизводит объективные закономерные связи реального мира. Познание - обусловленный прежде всего общественно-исторической практикой процесс приобретения и развития знания, его постоянное углубление, расширение и совершенствование. На такое взаимодействие объекта и субъекта, результатом которого является новое знание о мире.

Термин “знание” обычно употребляется в трех основных смыслах: 1. способности, умения, навыки, которые базируются на осведомленности, как что-либо сделать, осуществить; 2) любая познавательно значимая (в частности, адекватная) информация; 3) особая познавательная единица, гносеологическая форма отношения человека к действительности, существующая наряду и во взаимосвязи со “своим другом”- с практическим отношением. Второй и третий аспекты - и есть предмет рассмотрения гносеологии, теории познания.

Вопрос о том, может ли объективная реальность быть данной в сознании человека - а если может, то каким именно образом - давно интересовал людей. Подавляющее большинство философов и ученых утвердительно решают вопрос о том, позваниваем ли Мир. Однако существует такое учение, как агностицизм (от греческого agnostos - непознаваемый), представители которого отрицают (полностью или частично) принципиальную возможность познания объективного мира, выявления его закономерностей и постижения объективной истины. В истории философии наиболее известными агностиками были английский философ Юм и немецкий философ Кант, согласно которому предметы, хотя и существуют объективно, по представляют собой непознаваемые “вещи-в-себе”.

При характеристике агностицизма следует иметь в виду следующее. Во-первых, нельзя представлять его как концепцию, отрицающую сам факт существования познания, который (факт) агностицизм и не опровергает. Речь ведется не о познании, а о выяснении его возможностей и о том, что оно собой представляет в отношении к реальной действительности. Во-вторых, элементы агностицизма можно обнаружить в самых различных философских системах. Поэтому, в частности, неверно отождествлять всякий идеализм с агностицизмом. Так, немецкий философ Гегель, будучи объективным идеалистом, критиковал агностицизм, признавал познаваемость мира, разработал диалектическую теорию познания, указывая на активность субъекта в этом процессе. Однако он толковал познание как развитие, самопознание мирового духа, абсолютной идеи.

В-третьих, живучесть агностицизма объясняется тем, что он смог уловить некоторые реальные трудности и сложные проблеем процесса познания, которые и по сей день не получили окончательного решения. Это, в частности, неисчерпаемость, границы познания, невозможность полного постижения вечно изменяющегося бытия, его субъективное преломление в органах чувств и мышления человека - ограниченных по своим возможностям и т.п. Между тем самое решительное опровержение агностицизма содержится в чувственно-предметной деятельности людей. Если они, познавая те или иные явления, преднамеренно их воспроизводят, то “непознаваемой вещи-в-себе” не остается места.

В отличие от агностиков, сторонники скептицизма не отрицают познаваемость мира, но либо сомневаются в возможности" ого познания, либо не сомневаясь в этом, останавливаются на отрицательном результате (скептицизм как “паралич истины”). А именно понимают процесс познания как “зряшное отрицание”, а не как диалектическое (с удержанием положительного). Такой подход неизменно приводит к субъективизму, хотя скептицизм (особенно “мыслящий”) в определенном смысле способствует преодолению заблуждений в достижении истины.

Посмотрим теперь, что дает катехизис диамата для решения данной антиномии. Выяснить это не так легко, ибо антиномия выражена расплывчато, неостро, недиалектично. Мы, однако, можем принудить диамат, пользуясь его собственными словами, к точной формулировке тезиса и антитезиса.

Тезис детерминизма (материализма): «природа, бытие, материальный мир определяют сознание (духовную жизнь) как нечто вторичное и производное». «Материальная жизнь общества независима от воли людей» («Диамат», с. 13).

Антитезис свободы (идеализма, мощи идеи): сознание и духовная жизнь (идеи, теории, политика) определяют материальную жизнь общества, организуют, мобилизуют, преобразуют ее. Материальная жизнь общества, таким образом, зависит от воли людей («Диамат», с. 15).

Или короче - тезис: бытие определяет сознание и антитезис: сознание определяет бытие.

В чем же состоит решение? Его найти еще труднее. Оно заменяется некоторыми суждениями «здравого смысла», создающими впечатление, что никакого противоречия не существует. Так, прежде всего отрицается односторонний идеализм и материализм. Здравый смысл говорит свое «нет» утопическому идеализму, не считающемуся с условиями материальной жизни общества («Диамат», с. 14), и то же самое «нет» - механическому или «вульгарному» материализму, не признающему «мобилизующей, организующей и преобразующей роли идеи» («Диамат», с. 16), ибо тогда партия была бы не нужна, была бы обречена на «пассивность, на прозябание» 25 .

Выражаясь разговорным языком, можно сказать, что отрицается научный фатализм и революционная фантастика.

Но здравый смысл не есть философская диалектика и разговорное успокоение не есть философское решение 26 . Здравый смысл говорит: и тезис отчасти прав - и антитезис отчасти прав; необходимо сохранить и тезис и антитезис; «генеральная линия» должна идти посередине, не склоняясь ни направо, ни налево.

Но диалектика не признает никаких «отчасти», она мыслит и обостряет тезис и антитезис до конца: тезис утверждает, что «материальная жизнь общества независима от воли людей» («Диамат», с. 13), - антитезис утверждает, что «материальная жизнь общества зависима от воли людей» («Диамат», с. 15), или, чтобы выразить антиномию точнее и глубже: все сплошь детерминировано, и поэтому все есть природная необходимость и материя (тезис) - и не все есть природа и материя, существует еще свобода и дух (антитезис).

25 Признается этим ироническая критика Штаммлера: бессмысленно устраивать партию для содействия солнечному затмению» 62* .

26 «С одной стороны - нельзя не сознаться, с другой стороны - нельзя не признаться...» 63*

Никакого среднего пути здесь не существует: или все, или не все, между ними нет середины. Тезис и антитезис нельзя сохранить вместе, ибо они исключают друг друга; нельзя и вместе с тем необходимо - вот в чем глубина антиномии.

Не найдем ли мы еще чего-либо в диамате, что давало бы хоть подобие философского решения? Мы должны проследить все возможности его диалектики, ибо здесь она подлежит последнему и решающему испытанию: здесь решается судьба всего материалистического миросозерцания.

И вот мы находим такую мысль.

Тезис о первичности природного бытия и вторичности сознания, о производности духовной жизни, о причинной обусловленности идей, теорий, взглядов условиями материальной жизни общества говорит только о происхождении и возникновении идей, учреждений, но вовсе не об их значении; напротив, антитезис имеет в виду значение, их роль в истории, которая признается и поддерживается («Диамат», с. 15).

Таким образом, тезис говорит о генезисе - антитезис говорит о значении (gelten). Эта мысль могла привести к важным результатам, но она здесь только брошена и не развита. За ней скрывается классическая критика Штаммлера, которая здесь как будто принята во внимание: генетическое (т. е. причинное) объяснение возникновения какой-либо идеи, теории, какого-либо события в истории ничего не говорит нам о его принципиальном значении, о той роли, какую ему предстоит сыграть в истории. Но «значение» какой-либо идеи определяется оценкой ее истинности и правомерности, ее способностью решить поставленную задачу. Историческая роль идей и актов определяется не причинами и мотивами, смотрящими всегда назад («откуда и почему?»), а целями и идеалами, смотрящими вперед («куда и для чего?»).

Значимость чего-либо (gelten) означает его ценность (Wert): через понятие «значения» (gelten) немецкая философия пришла к своей теории ценности (Wert), и здесь диамат столкнулся с понятием ценности, ибо всякое действие может быть оцениваемо и постоянно оценивается.

Этого хода мысли мы, конечно, не находим в диамате: он не имеет категории ценности и боится ее, ибо она приводит к совершенно иному мировоззрению: ценное есть должное, обращенное к свободе, есть цель. А материализм есть детерминизм, изгоняющий свободу и выбор цели («отвергающий, - по выражению Ленина, - вздорную побасенку о свободе воли» 64*).

С того момента, как сознание начинает оценивать, ставить себе цели и их осуществлять, покидается почва материализма и начинает действовать тезис идеализма: «сознание определяет бытие», дух формирует материю.

Здесь само собой всплывает довольно простое решение, которое действительно как будто присутствует в диамате: нельзя ли сказать, что сначала бытие определяет сознание людей, а затем это сознание, в свою очередь, начинает определять бытие? Нельзя ли сказать, что духовная жизнь (идеи, теории, взгляды) производна от материальной жизни и ею обусловлена, но затем, в свою очередь, производит обратное действие на общественное бытие и на его материальные условия («Диамат», с. 13-15)?

Сказать это не значит решить антиномию, ибо такого «сначала» и «потом» не существует: материальные причины никогда не могут перестать действовать и бытие непрерывно продолжает определять сознание, детерминизм нигде не прекращается; смысл материалистического мировоззрения состоит в том, что бытие всегда определяет сознание, а здесь высказывается, что оно лишь до какого-то момента определяет сознание, а с какого-то момента, напротив, сознание начинает определять бытие.

Это «всегда» и «не всегда» выражает неразрешенную антиномию. Утверждать, что сначала объект определяет субъект, а затем напротив, субъект начинает определять объект - значит выйти из материализма и перейти к совершенно иному миросозерцанию.

Как раз Шеллинг утверждает, что дух генетически возникает из материальной природы, но затем обратно воздействует на материю и на природу, формирует и творит из нее царство свободы и духовной культуры. Такое миросозерцание лежит в основе гегелевской грандиозной системы философии. С материалистическим монизмом оно явно несовместимо, ибо когда «сознание начинает определять бытие», тогда мы вступаем в сферу духовной жизни, которая выражается при помощи совсем иных категорий, нежели категории материальной природы, изучается совсем иными науками («науками о духе») и требует «философии духа», которую так блестяще развил Гегель.

Вдумаемся, что значит это утверждение: «сознание определяет бытие»? В нем заключены совершенно новые категории, а именно категории: сознательно поставленной цели, выбора средств, выбора между различными возможностями, а главное - категория субъекта сознания, личности, субъекта действия и познания. Все эти категории отсутствовали на ступени физико-химического и даже биологического бытия и тщательно изгонялись из наук о природе, из точного естествознания 27 .

Природа не действует по целям; субъект, действующий по целям, - уже не есть природа. Значит, не все есть природа? Нет, отвечают натурализм и материализм: все есть природа.

Антиномия не решена; по-прежнему стоят рядом тезис и антитезис: «бытие определяет сознание» и «сознание определяет бытие» - в их вечном споре, в их несовместимости и в их непонятном совмещении. Но теперь уже исчерпаны все средства диамата. Его «диалектика» не доросла до этой проблемы. И следовательно, его миросозерцание терпит крушение. Оно может стоять твердо лишь до тех пор, пока держится крепко этой знаменитой формулы: не сознание определяет бытие, а бытие определяет сознание.